Призрачно всё - [55]

По поводу недостатка сил, можно было поспорить. Наталья Владимировна не выглядела изможденной, возраст, если не принимать во внимание жуткий характер, почти не отразился на ее физических данных.

— С удовольствием! — ответил бодрым голосом и даже постарался улыбнуться.

Выкатывая коляску, приноравливаясь к ее ходу и маневренности, я еще раз окинул взглядом гостиную. Что-то меня насторожило, что-то было не так. Но я не сразу сообразил, что именно. Лишь, когда колеса заскрипели на посыпанной гравием дорожке, пришло озарение.

— Марина, — спросил, — почему в гостиной два камина?

— Дом строился по образцу старого особняка. Но что-то у строителей не заладилось, или с вытяжкой или еще с чем-то. Пришлось рассчитывать все заново и ставить новый камин. А прежний оставили, как дань исторической памяти. Пользоваться по назначению им нельзя. Там даже дымоход заделали, потому что совы облюбовали и начали гнезда мостить. Да и заслонка намертво приварена, чтобы никому не пришло в голову разжечь огонь…

Интересно-интересно…

— Что тебе сегодня снилось?

Праздное любопытство или намек?

— Женщины, конечно.

— Красивые.

— Некрасивые женщины встречаются только в жизни, да и то редко. Как говорил один мой знакомый, красота женщины пропорционально зависима от количества выпитого.

Шутка самому показалась плоской и неуместной. Чтобы сгладить ее, поспешил продолжить:

— Мозг человека устроен таким образом, что способен отсеивать негативное. А уж сновидения фильтрует с особой тщательностью…

— Бред! — не поверила Маринка. — Откуда, в таком случае, берутся кошмары?

Я не знал, откуда берутся кошмары. Вся моя показная заумность мгновенно испарилась.

— Мне редко снятся кошмары.

Я не был уверен, что это правда. Просто не мог вспомнить.

— А мне, бывает, снятся. Особенно после аварии…

Она сделала паузу, я тоже промолчал.

— Женщин было много? — перевела разговор с неприятной темы на предыдущую.

— К сожалению, только одна…

— Почему, к сожалению? Тебе одной женщины мало? А ведь сначала назвал во множественном числе.

— Обобщил, — ответил на последний вопрос, игнорируя два первых.

— Ты ее узнал?

К сожалению, нет. Была, конечно, мысль, навеянная откровением Влада. Но не мог же я признаться Маринке, что, когда занимался любовью с незнакомкой, думал о ней. Подобное вряд ли сойдет за невинную шутку.

— Увы… Но я не отказался бы встретиться с ней и в реальной жизни.

Маринка засмеялась. Смех был искренний и веселый. Ответ не разочаровал ее. А в моей голове снова мелькнула провокационная мыслишка. Глупая до безобразия и настолько же фантастическая. И я не сдержался, выпустил ее наружу.

— Она была похожа на тебя…

— Льстишь, Славик, — Маринка не обиделась, но в ее голосе послышалась плохо скрытая грусть. — Я когда-то, действительно была красивой. Но те времена ушли. Их перечеркнуло одно мгновенье, досадное роковое недоразумение.

Разговор перескочил грань дозволенного. С больными не говорят о болезни. Больных нужно отвлекать, чтобы они радовались тому немногому, что у них осталось.

— Сегодня прекрасная погода.

— Да, — согласилась Маринка. — Я ужас, как не люблю дождь. Он наводит такую тоску, что и сказать невозможно. Я вчера почти весь день плакала.

— Нельзя плакать. Это плохо сказывается на коже лица. А у тебя оно такое красивое, словно произведение искусства.

Она засмеялась.

— Ты со мной флиртуешь?

— Ничего странного. Почему бы не пофлиртовать с прекрасной дамой, когда ее муж занят другими делами.

Беседа наладилась, мы перебрасывались невинными фразами, то есть занимались естественной пустой болтовней. Гравий приятно поскрипывал под колесами, коляска легко повиновалась моим движениям. Погода была изумительная, чистое синее небо с маленькими пятнышками невесомых тучек, похожих на тонкий слой размазанной по стеклу белой краски. Легкий ветерок приятно холодил, шевелил листья на деревьях, они восторженно перешептывались между собой, а птички, надрывались во весь голос, не стесняясь искренне радоваться чудному осеннему дню. Настоящее бабье лето во всем его великолепии, такое, каким его воспевали поэты, и каким мы его рисуем в своем воображении, пережидая тоскливые часы дождливого ненастья.

Разговаривая, я не смотрел, куда иду, и не задумывался об этом. Ноги несли сами, куда им взбредет, или же, подчиняясь внутренней интуиции. Поэтому, я немало удивился, когда увидел, что мы оказались за пределами поместья возле развалин часовни. За обломками фундамента, частично скрытый кустом шиповника, гордо расстилал крылья степной орел, венчающий надгробье родовой усыпальницы.

— Странное место ты выбрал для прогулки, — удивилась Марина.

Мне тоже было странно. Вздремнувшая память проснулась и в подробностях воспроизвела испугавший ночью крик. Тогда мне показалось, что его источник находился рядом со склепом.

— Случайно, честное слово. Я здесь человек посторонний… Куда дорожка привела, — оправдывался, возможно, неубедительно, но правдоподобно.

Так мне казались. А глаза внимательно обшаривали окрестности, пытаясь найти необычное, что выпадало бы из привычной природы вещей и помогло разобраться в ночном происшествии. А в том, что здесь что-то произошло и, скорей всего, нехорошее, я не сомневался.