Призрачная дорога - [29]
Дочь захлопала, Цыпочка смотрела с восторгом.
Что-то я разволновался. Натуральный приступ отчаяния. Жизнерадостные эскапады висельника. Впрочем, все мы висельники в этом мире. Весь наш земной путь – это попытка выжить, которая однажды неизбежно терпит неудачу.
А если серьёзно, то прошу прощения. Никого не хотел обидеть. Психанул, бывает.
Сами понимаете, не каждый день лишаешь жизни и даришь её обратно.
После всего этого просто необходимо снять стресс.
Убрать зажимчики.
Смысла захотелось.
Я же, блять, писатель, мне, блять, нужен смысл.
– С каких это пор сквернословие считается смыслом?
Не знаю, кто подал эту реплику. Тем более вслух я ничего не сказал. Да и какая разница, в тот момент я был один против всех.
– Сквернословие – это бой, который я даю ханжеству и старью!
– Малыш, ты ещё не знаешь, какую фамилию мы придумали для Снежаны.
Плотника так и распирало.
– Нам всем очень понравилось сочинение Цыпочки, и мы подали ей пару идей.
– И она, в отличие от некоторых, приняла их с благодарностью, – назидательно сказала Кисонька.
– И какую же вы придумали фамилию для Снежаны? – спросил я.
– Койко-Место! – едва скрывая восторг, сказала Цыпочка.
– В этой фамилии есть и намёк на украинские корни Снежаны, и тонкая горечь по поводу её кратковременного опыта в сфере интимных услуг, и акцент на обретении новой родины и собственного места в жизни, – обосновал плотник.
Кисонька смотрела на него благосклонно.
– Ай да разбор! – я вытаращил глаза. – Ты просто мастер подтекста!
Плотник скромно опустил ресницы. Цыпочка тоже смотрела на него с интересом.
– Мы ещё не сказали про злую свекровь, мачеху Нурсултана, – деликатно сообщил плотник.
– В самом деле? – от всей души удивился я. – И что же эта фурия, эта злобная старуха?
– Она будет строить молодым козни, а зовут её угадай как! – Просто какой-то апофеоз плотника. Его денёк.
– Самса Тандырная небось, – фыркнул я.
– Ты читаешь мои мысли! – воскликнул плотник. – У лучших друзей такое бывает, единение душ! Именно – Самса Тандырная.
Глава 27
Сам виноват. Развёл тут лицемерный плюрализм.
Роман ещё не написан, а его уже переписывают.
Между тем давно ничего не слышно про сиротку.
А она здесь, в нашей гостиной.
Пусть это уже и осталось в прошлом, но мы проводим очередные совместные выходные. Она дёргает меня за уши и прижимается к моему лицу.
– Теперь ты меня не видишь! – вопит сиротка, крепко прильнув ко мне.
– А теперь видишь! – Она с хохотом отстраняется.
Разыгравшись, она задела блюдо с печеньем.
Блюдо разбилось на куски.
Сиротка замерла, как будто не блюдо разбилось, а она сама и теперь никакой хвалёной гибкости – только хрустящие осколки.
Мне было жаль блюдо, но не стану же я третировать ребёнка из-за фарфора.
Детям следует подавать пример, не хотелось бы подталкивать сиротку к вещизму.
– Ничего страшного. Пусть с разбитой посудой уйдёт всё плохое, – сказал я тоном самозваного проповедника.
– Это как? – неожиданно заинтересовалась сиротка.
Пока я собирал осколки и печенья, одно из которых незаметно съел, то поведал сиротке известный научный факт: вместе с разбитыми тарелками нас покидают неприятности.
– Какие неприятности? – уточнила сиротка.
– Любые. Если у тебя есть какие-то неприятности, теперь они тебя обязательно оставят, – провозгласил я.
– А какие конкретно? – не отставала сиротка.
– Чтобы тебя наверняка покинули какие-то конкретные неприятности, их следует указать на осколках, – нашёлся я.
Само собой, у меня незамедлительно потребовали фломастер и осколок покрупнее.
В то время сиротка как раз осваивала буквы и принялась под моим присмотром выводить каляки на самом крупном осколке. Изучать букварь по учебнику с картинками она не особенно любила, и я очень обрадовался её интересу к русскому языку. Рука не очень-то её слушалась, места на осколке не хватало.
– Не получается! – крикнула сиротка, бросив осколок в сторону.
– Можем на другой тарелке попробовать, – произнёс мой рот, и мозгу оставалось лишь удивляться вдогонку.
Сказанного не воротишь – я достал икеевскую тарелку с трещиной.
Сиротка принялась что-то выводить на ней, прикрывая от меня надпись.
Когда она закончила, я попросил посмотреть.
Она отвернулась, как когда-то с мороженым в цирке больших зверей, но всё же показала.
На тарелке было написано «баба».
Не очень понимая, педагогично ли поощрять пусть виртуальное, но всё же уничтожение родной бабуси, я позволил сиротке грохнуть «бабу» о пол.
Она сначала протянула тарелку мне, но я отказался: её «баба» – пусть сама и бьёт.
Удар вышел не слишком сильным, но достаточным, чтобы «баба» раскололась пополам.
Полагая, что этим дело ограничится, я сильно ошибся.
Страсть сиротки к швырянию предметов нашла выход.
Она не успокоилась, пока не расправилась со второй «бабой», а затем с Пелагеей с четвёртого этажа. Последнюю пришлось в буквальном смысле добивать.
Добивала сиротка с озорным неистовством.
Понимая, что познакомил малышку со счастьем разрушения, я встревожился.
Но не слишком.
Мне всё нравилось.
Звон на весь дом, собака забилась в угол, а мы знай себе колотим посуду, превращаем надоевшее в прошлое.
Хорошо, Кисонька была на работе, не видела.
В этой книге – рассказы трёх писателей, трёх мужчин, трёх Александров: Цыпкина, Снегирёва, Маленкова. И рисунки одной художницы – славной девушки Арины Обух. Этот печатный квартет звучит не хуже, чем живое выступление. В нём есть всё: одиночество и любовь, взрослые и дети, собаки и кошки, столица и провинция, радость и грусть, смех и слёзы. Одного в нём не найдёте точно – скуки. Книга издается в авторской редакции.
Александр Снегирев родился в 1980 году в Москве. Окончил Российский университет дружбы народов, получив звание магистра политологии. Учится там же в аспирантуре. Лауреат премии «Дебют» за 2005 год в номинации «Малая проза».
«БеспринцЫпные чтения» возвращаются! Лучшее от самого яркого и необычного литературно-театрального проекта последнего времени. Рассказы знаменитых авторов: Алёны Долецкой, Жуки Жуковой, Александра Маленкова, Александра Снегирёва, Саши Филиппенко, Александра Цыпкина и не только. Самые смешные и трогательные истории со всей страны, которые были прочитаны со сцены авторами и ведущими российскими актерами: Ингеборгой Дапкунайте, Анной Михалковой, Константином Хабенским и другими. Эти тексты собирали залы от Нью-Йорка до Воронежа.
В центре повествования – судьба Веры, типичная для большинства российских женщин, пытающихся найти свое счастье среди измельчавшего мужского племени. Избранники ее – один другого хуже. А потребность стать матерью сильнее с каждым днем. Может ли не сломаться Вера под натиском жестоких обстоятельств? Может ли выжить Красота в агрессивной среде? Как сложится судьба Веры и есть ли вообще в России место женщине по имени Вера?.. Роман-метафора А. Снегирёва ставит перед нами актуальные вопросы.
«Её подтолкнул уход мужа. Как-то стронул с фундамента. До этого она была вполне, а после его ухода изменилась. Тяга к чистоте, конечно, присутствовала, но разумная. Например, собаку в гостях погладит и сразу руки моет. С мылом. А если собака опять на ласку напросится, она опять помоет. И так сколько угодно раз. Аккуратистка, одним словом. Это мужа и доконало. Ведь он не к другой ушёл, а просто ушёл, лишь бы от неё. Правила без исключений кого угодно с ума сведут…».
Александр Снегирев – лауреат премий «Дебют» (2005), «Венец» (2007), «Эврика» (2008). Автор нашумевшего романа «Как мы бомбили Америку», безупречный стиль и предельная откровенность которого поразила и молодую аудиторию, и Союз писателей Москвы. Новая книга Александра Снегирева – история одновременно жесткая и нежная, остросоциальная и почти детективная, изысканно метафоричная и написанная на разрыв аорты.
Это сказочная история о мастере, который сделал часы. Часы необычные, деревянные. В свое творение он вложил душу, и часы ожили.
Когда-то они с папой придумали игру. Они считали котов по дороге в школу. Просто так. Чтобы путь казался короче. Или чтобы интереснее было.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
«Живая тайга» — сборник сказок, написанных по мотивам сказаний аборигенных народов. Бесхитростные, иногда наивные повествования увлекают читателя в глубины первозданной тайги и первобытных отношений с её обитателями. Действия героев, среди которых не только люди, но и природные объекты, основаны на невозможном в современном мире равноправии всего живого и удивляют трогательной справедливостью. Однако за внешней простотой скрываются глубокие смыслы древней мудрости.
Мы до сих пор не знаем и малой доли того, какими помыслами жили наши первобытные предки. Герою этой книги удалось не только заглянуть в своё прошлое, но и принять в нём участие. Это кардинально повлияло на его судьбу и изменило мировоззрение, привело к поискам личных смыслов и способов решения экологических проблем. Книга наполнена глубокими философско-психологическими рассуждениями, которые, однако, не перегружают чтение захватывающего авантюрно-приключенческого повествования.
