Признание в Родительский день - [20]
Ладно, сидим рядышком за столом, есть охота. Налили нам шампанского, двух поросят на подносе напротив ставят. Хорошие такие поросята, довольные, травка во рту, сами в горошке лежат. Ну, думаю, весьма кстати. Даже настроение поднялось — забыл, что женюсь. Чин-чинарем пока все идет: я — в черном костюме, прилизанный, кто-то мне цветок белый в нагрудный карман воткнул. Сижу, улыбаюсь чему-то… Как дурень на поминках.
Только к поросенку под шумок потянулся, тут баба какая-то: «Горько!»
Целуемся. «Раз, два, три, четыре…» — считают. Сели, я опять потянулся к поросятам, а тех уж нет — расхватали. Я с досады беру бутылку водки, чтобы налить себе, а сзади слышу: «Тебе сегодня нельзя…»
Сижу голодный, злой, трезвый.
Вылезают гости из-за стола. «Пляши», — говорят. Пошли плясать с невестой. А ноги не пляшут. Стою, дергаюсь, как паралитик.
— Вприсядку! — кричат. А я — чуть не плачу.
Счастье-то какое…
Кое-как отплясались, уехали снова в город, к Люське на квартиру. Живем первое время мирно. Взяли домишко свой на окраине — все посвободнее, чем в ее квартире. Да… Жизнь семейная — это полнейший переворот. Я тогда не то что чего, ходить переучивался. Идет навстречу бабенка, ты за всяко-просто посмотришь на нее, а Люська рядом шипит: «Прямо гляди!»
А сама, зараза, ползарплаты на косметику изводит. Я тебя, Сергей, спрашиваю, ты вроде парень умный, может, я чего не понимаю? Зачем замужней женщине перед тем, как на работу идти, полтора часа навиваться и глаза красить?
У Люськи один ответ: «Это для тебя, милый».
Странно, говорю, когда со мной на огород идешь картошку окучивать, то почему-то не навиваешься. А как на люди, да одна — поесть забудешь, а накрутишься.
Ну и донакручивалась. Детей у нас не было. Люська все откладывала. «Погоди, — говорит, — успеем еще, давай для себя поживем». Я не настоял в свое время — жалел ее: сирота, в детдоме воспитывалась, ничего в жизни не видела. Может, и к лучшему, что не настоял.
На детей ума не хватало, а чтобы глазки на перроне строить, на это и время находилось. Один раз задержалась на работе, другой, третий, я значения не придал. Потом как-то решил проверить. Позвонил. Она, говорят, на сегодня подменилась. Приходит она домой, я ей прямо и сказал: «Где же ты, моя хорошая, гуляла?» — «Да, — говорит, — в поселок ездила, туда платки мохеровые привозили».
Поверил не поверил, а жить надо. Отлучки ее продолжаются, но на каждую теперь алиби заготовлено. А тут как-то Мишку Драчева в городе встретил, он с Севера домой ехал. Я его на вокзал проводил. Сидим на перроне, тут еще двое осмотрщиков отдыхают. Гляжу, моя Люська выбегает проходящий встречать. Хотел я Мишку к ней подвести, познакомить, но он меня опередил. «Вот, — говорит, — бабенка-то знатная», А осмотрщик один, постарше, никто его и не спрашивал, возьми и вылези: «Баба хорошая, ленивый только у ней не был». Я виду не подаю, хотя самого затрясло. «Как?» — спрашиваю. «Да так, — снова говорит старший. — Мужик у нее так себе, названье одно. Она с ревизорами крутит».
Как я не убил тогда этого осмотрщика. «Прощай, — говорю, — Миша, я спешу». Не помню, как домой прибежал, хотел сначала застрелиться. А потом остыл маленько — ну уж нет, думаю, не выйдет. Убью, заразу! Гляжу, является моя радость. Я уж вовсе остыл к тому времени, перегорело. И сделал я такой дипломатический ход. «Сходи, — говорю, — Люся, в кино, шибко интересное сегодня. «Развод по-итальянски». Она — с радостью: любила по кино шляться. Подвела брови, подкрасилась — пошла. Я собрал ее вещи, вытащил на улицу, ворота на засов закрыл. Пришла, постучала, поняла в чем дело. Развод по-итальянски. Гляжу, тащит чемоданчишко, согнулась вся, набок ее перекосило. Жалко ее стало. Уехала, больше я ее ни разу не видел.
Живу дальше, один, межеумком, в своей избе. Не скажу, чтобы весело: хвалить горе — чтоб не плакать.
Правда, зацепила меня одна студенточка за живое. Приехала на завод на практику, поселилась в общежитии. Я как раз корешей в общежитие пришел проведать, но их дома Не оказалось. Решил обождать немного в красном уголке, телевизор поглядеть. Вижу, в комнате затемнено, и сидит в ней девчушка в красном свитерке. Кудрявая, черненькая, губы яркие и вокруг глаз темно. Как почувствовал я тогда — что-то случится. Оробел сначала, не знаю, как подступиться.
— Пойдем, — она вдруг сама говорит, — ко мне. Вы должны все понять.
Я еще ничего не понимаю, но иду. Заходим, у нее чистенько так, как и должно быть у девчонок, я застеснялся немного. Нет, думаю, не туда попал. Надо сразу сказать, что я за птица и чего мне в конечном счете надо. Уходи, пока не натворил делов. Набрал воздуха, решился.
— Девочка… — говорю. И руки растопырил, чтобы сказать, кто я есть.
— Закрой дверь на ключ.
Меня это слегка покоробило, но от дальнейших объяснений удержало. Запер дверь, гляжу, что будет дальше.
— Садись, — говорит. И на кровать рядом с собой показывает. Достает из тумбочки три общих тетради. — Послушай. Я тебе стихи почитаю.
Сажусь, слушаю. Даже возгордился — никогда мне стихи не читали. Сначала интересно было. Что-то такое:
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Очередная книга издательского цикла сборников, знакомящих читателей с творчеством молодых прозаиков.