Приют забытых душ - [77]

Странно и неестественно.

Василий пришел в собственную обитель – церковь Всех Святых, темную и мрачную, с деревянными постройками, громоздящимися друг на друге, – где готовил детей к последующей обработке Кизляком. И затерялся в лабиринте из досок и камней, который они с Петром устроили для испытания и запугивания детей. Страшное, мрачное место, очень сильно перекликающееся с его настроением. И мужчина бродил по изогнутым, запутанным коридорам, порой слишком тесным для громилы вроде Черноморова, предназначенным для детей, и вымещал злость на стенах из досок и кирпичей, а иногда и из костей, которые использовали для пущего эффекта. Испуганный ребенок будет в истерике, когда обнаружит в стенах чьи-то останки. Ему же невдомек, что останки не человеческие. Главное, чтобы страх был неподдельным, запоминающимся. И хотя достаточно было и самого лабиринта, чтобы испугать ребенка до полуобморочного состояния, но Кизляк по настоянию бывшего учителя придумал к ужасному торту вишенку: Василий лично присутствовал на обряде устрашения и влиял на ребенка, залезая тому в голову и населяя лабиринт ужасными монстрами из самых невыносимых кошмаров. В прежней жизни детям, чтобы испытать страх, достаточно было просто запустить игру на компьютере. Черноморов действовал по аналогии, заставляя ребенка видеть то, чего в природе и быть не может. Когда подопечному начинали сниться нескончаемые ужасы, вмешивался Кизляк. И дети, боясь вновь испытать что-то подобное, повиновались ему.

И хотя маньяку теперь не позволялось убивать детей – от одного только желания становилось невыносимо больно, словно вновь лежал, раненный гниющими кольями, – он ощущал неподдельный кайф от их мучений. Изобретательный и изощренный мозг безумного убийцы-маньяка населял их воображение самыми ужасными монстрами, каких обычные люди не представят и под пыткой. Детишки так забавно орали, бились в истерике и опорожнялись в штаны, что мозг Черноморова, заключенный в клетку гипноза, во время пыток всякий раз ликовал.

Целую ночь Василий бродил по кривым коридорам фабрики страха. Ощущал его, отданный детьми этим стенам и помещениям. Наслаждался запахами, впитавшимися в стены. Страх въелся навсегда в эти покарябанные доски. И сейчас он помогал Черноморову справиться с собственным. Со страхом, вложенным в него Кизляком. Мужчина чувствовал, как маленький и робкий ребенок Вася пожирается возрождающимся демоном. Все, как нужно, все, как и должно быть. Порядок вещей, вдруг нарушенный однажды, приходил в норму. И когда-нибудь Черноморов разомкнет порочный круг, в который его заключил отец Петр, и демон вырвется наружу. И тогда не поздоровится всем, кто окажется рядом!

На рассвете чудовище внутри почти восстановилось, но желание лицезреть чужие мучения лишь окрепло. Ну и что, что первые плановые «занятия» с детьми лишь через сутки, ну и что, что дети были слишком слабы после долгого путешествия по разбитым дорогам послевоенного мира. Василию хочется сейчас! Все-таки он – второе лицо в монастыре после Кизляка, кому позволено почти все.

Василий выбежал на крыльцо церкви Всех Святых настолько возбужденный и разгоряченный, что мужики, сидевшие на лавочке рядом со зданием, вскочили и отбежали в сторону. На всякий случай – подальше от всклокоченного, с вытаращенными красными глазами начальника.

– Ну, что расселись, соколики? – рявкнул Василий на потупившихся мужиков. – Али заняться нечем? День только начинается, а мы уже фигней страдаем? А ну, живо детей поднимаем, и пусть бегают до обеда вдоль стены! Будут вставать, падать, орать, плакать или еще как-то возражать – палками этих гаденышей, палками! Мне сопляки не нужны! Сопляков не продашь! Нужны солдаты! Закаленные, стойкие, смелые! И… – Черноморов взмахом руки остановил побежавших исполнять указание мужиков, – трех самых худых и чмошных отправьте к отцу Петру, а мне… мне притащите вчерашнего сопляка, который провинился… этого, как его? А! Озимова. Ну, которого связывали!

Когда мужики во главе со Свиридом Яковлевым побежали будить детей, Василий довольно ухмыльнулся и скрылся за дверьми церкви. Свято место пусто не бывает. Туда, откуда ушла одна религия, непременно придет новая, но не обязательно правильная. Вот и храм Всех Святых стал святилищем зла и обителью ужаса для маньяка Черноморова.

Руслан с Катей проснулись от резкого шума. В фургон ворвались мужики и стали бесцеремонно расталкивать детей, а потом и вовсе выталкивать их во двор. Заспанные дети щурились и не понимали, что происходит. Лишь Руслан шепнул «своему отряду»:

– Смотрите! На стене у ворот – только двое с автоматами. Похожи на подростков. Взгляд, как у того парня, что вчера белье выдавал. Странный.

– Ага! – кивнул Андрей Прохоров, Вадим рядом тоже присмотрелся. – Теперь, при свете дня, виднее.

– Вот, – подтвердил Озимов. Будем на улице – оглядывайтесь и запоминайте.

– Ясно!

– Эй! Ты! Ты и ты! – охранник, Свирид, кажется, указал на троих детей в толпе, в том числе и на Катю Карпову. Девочка испуганно прижалась к Руслану. Он почувствовал, как сильно худые пальцы вцепились в рубашку, но один из конвоиров растолкал детей и потянул Катю за собой. Девочка умоляюще посмотрела на Озимова, а потом из ее глаз брызнули слезы. Руслан только и успел крикнуть: