Приют забытых душ - [79]

Прохоров разжег несколько лучин, воткнув их по углам комнаты, устроился на полу, разложил оружие и стал его начищать, начав с охотничьего ружья, своего любимого. Между делом он посматривал на подростков и вслушивался в их разговор.

Получалось забавно: дети жевали сушеное мясо лягух и беседовали, Сашка уселась меж Колей и Варей и донимала обоих. Они чаще отмалчивались, ведь оба чертовски устали после испытанного ужаса. Но в один неуловимый момент Алекса вдруг оказалась в роли допросчицы, а Выдренкова с Ростовым не смогли не отвечать.

– Как вы туда попали? – допытывалась девочка, всегда почему-то обращаясь сначала к мальчику, словно забыв, что в событиях участвовала и Варя.

– Ну… Вроде переночевать негде было… – нехотя отвечал Коля. Его глаза закрывались от усталости, но Сашкино любопытство не терпело промедления.

– А вы что, не знаете, что с незнакомцами нельзя разговаривать? – допытывалась Прохорова. Михаил морщился от этой навязчивости дочки, но помалкивал. У него и других забот было хоть отбавляй. Он как раз начал чистить Колькин автомат и поморщился от его неухоженности. Будто АКСУ долгое время пролежал в каком-то влажном тайнике. Поразительно, что оружие еще стреляло. Хотя «калаш» – такая штука, от исключительности которой раньше сходили с ума военные обозреватели всего мира. «Настолько неприхотлив, что работает в экстремальных условиях».

Но чистить его все же требовалось. Ведь неизвестно, когда автомат подложит свинью. Лучше уж чистый, чем грязный и непредсказуемый.

– А почему вы странные? – донесся до Прохорова не менее странный вопрос дочери. Он приподнял бровь, прислушиваясь. Варя с Колей промолчали, недоуменно поглядев друг на друга, словно скрывали некую тайну, вдруг раскрытую девочкой. А вот это любопытно…

– Нет… – не сдавалась Александра. – Ну, все же? Почему вы странные?

– Нет, – как-то обескураженно и тихо проговорил Коля.

– Вроде совсем странными не выглядите, – продолжала Саша, отвечая себе же. Потом чуть ли не в рот Коле полезла. – Ну, признавайтесь, в чем ваша странность?! Ничего не вижу! – после она повернулась к Варе и задала тот же вопрос, на что девушка лишь пожала плечами, но как-то неуверенно, отчего Михаил понял, что эти двое что-то такое от него утаивают. То ли боятся, то ли не хотят огласки. Ведь люди – такие щепетильные в вопросах чистоты крови! Неудивительно, что странные, имеющие отклонения дети не решаются выдавать свою необычность. Они опасаются, что нормальные станут относиться к ним предвзято. И если кто-то может спрятать собственную странность, то, конечно, будет ее скрывать. Надо бы осадить дочь, чего это на Сашку вдруг нашло?

– Чего это ты отмалчиваешься? – допытывалась тем временем Александра у Вари. – Вон, твой парень хоть отнекивается, а ты и вовсе как воды в рот набрала. Ну, признавайся!

– Саш! – Прохорову пришлось повысить голос, чтобы дочь отстала от подростков. – Иди сюда! Спать всем пора.

– И ничего она мне не девушка, – решил неизвестно с чего пояснить Колька, когда Александра уже перебралась к отцу.

– Да?! – возмутилась тут же Варя. Она, негодуя, шлепнула парнишку по руке. – А тому уроду меня своей девушкой представил?

– Это… Это чтобы… – Ростов густо покраснел, пытаясь найти отговорку. – Это для маскировки! Чтобы он думал, что мы вместе, и не лез к тебе!

– Вот как? – обиделась Варя. – Ну, тогда спи один!

Выдренкова перебралась с кровати на пол со всем скарбом, и через несколько минут измученная спасенная парочка уже спала.

– Ты чего это? А? – хмуро, но тихо, чтобы не разбудить детей, спросил Михаил Сашку. – Зачем тебе это надо знать? Себя здоровой почувствовала, а в них отклонения увидела? Нехорошо это, дочь, так и знай!

Теперь настала очередь Александры покраснеть. Не для того она выспрашивала у Вари с Колей об их странностях, чтобы дразниться. Но как это объяснить отцу? Ведь не расскажешь о том, что девочке привиделась или приснилась старушка, которая напророчила многие события их путешествия. А получается, что если она не расскажет, то будет в глазах отца выглядеть гадко со своими бестактными вопросами. И Саша решилась и поведала отцу историю о своем сне и вещем предсказании, которое уже наполовину сбылось.

– Да, я знаю, что верить в призраки – глупо, и что будущее узнать нельзя, – добавила девочка, не надеясь на понимание отца, – но три события, о которых она говорила, уже произошли. Это факт. И если и дальше верить во все это, то может, она нам поможет?

Михаил надолго задумался. Он, конечно, не слишком верил в разного рода мистику, но это его дочь, и надо как-то деликатней рассказать об этом ребенку. Впрочем, в том, что девочка поверила собственному сну, нет ничего плохого. Вот только рассказывать об этом всем не стоит. Может получиться, как и с «хорошими» и «плохими» людьми. На нее будут смотреть, как на «не такую».

– Знаешь, Сашк, я не верю, а вот ты можешь и верить. Ведь вера каждого основывается на том, что он видел. Но сообщать всем о своей вере не стоит. Веришь? И верь! Ведь это вера – с ней надобно обязательно взаправду, чтобы до конца. Если до конца не пойдешь, то это и не вера никакая вовсе. Значит, это лишь твое воображение. А если пойдешь, то и веру неси в себе, вопреки всему, и мне вопреки, в том числе. В конце концов, кто знает, кто окажется прав? Я со своим пессимизмом или ты, верящая чему-то особенному? А если это правда, то, может, она с тобой случилась, чтобы и я поверил?