Приют Одиннадцати - [21]

В тот раз Завьялов ещё с вечера почувствовал, что Круглова сносит — видать, от долгого воздержания ему в голову малофейки накидало. Посматривал маслено и влажно, поглаживал. Чуть в задницу не залез, когда Пашка блатным накрывал.

«Добром не кончится», — подумал тогда Завьялов. Так и вышло.

Под утро, уже выходя с объекта, Павел краем глаза уловил в темноте суетное движение. Как будто кто крадётся между опорными колоннами. Дёрнулся со страху и зажал в кармане шаровар заточку. Попробовать бежать, спрятаться? Да куда?! Плита сверху, плита снизу. Всё открыто, как на ладони. Колонны, кое-где перегородки.

Только собрался рвануть, как кто-то ухватил за ворот телогрейки. Прижал к бетонной диафрагме и дыхнул в лицо гнилым. Так и есть — Круглов.

— Что паря, смыться хотел?

Круглов уперся локтем, прижал Пашку к стене, сильно передавив шею. Другой рукой шарил между Пашкиных ног.

— Пусти, — выдавил из глотки Павел. Получилось хрипло и неубедительно.

Круглов громко дышал, похрюкивая, словно боров, и пытался стянуть с парня штаны. Мешали Пашкины руки в карманах. Павел ещё сильнее сжал заточку. Она вспорола штанину и запуталась в рванье. Он начал выкручиваться, пытаясь освободить руку. Круглов ещё сильнее прижал Павла и выставил вперёд колено, упёрся в живот. Сверкнул в темноте зубами.

— Думаешь, если Днепра подлечил, твоя жопа под пакт Молотова — Риббентропа попадает? Сейчас мы её причешем, паря…

Павел извернулся и высвободил руку. Закрыл глаза и, мысленно прочитав первую строку из «Отче наш», запустил руку по дуге, что сил было. Получилось не очень сильно, но зато точно. Как раз между задравшейся короткой телогрейкой и штанами. Прямо в белую полоску не прикрытой одеждой кожи. Круглов ухнул и ослабил хватку. Потом отпрянул и схватился за бок. Но Пашкин кулак с заточкой уже летел Круглову в живот. Ударил в мягкое. Круглов перегнулся пополам, ушанка свалилась с бритой головы. Пашка даже по сторонам не смотрел — не интересно было, видит кто или нет. Уставился на зека и отступал, держа заточку в вытянутой руке. Круглов шёл на него, хватая ладонью воздух. Другая рука прикрывала живот. Пашка видел, как пузырится между пальцами кровь.

Круглый опустился на колено и привалился к стене. Сказал что-то. «Сука», вроде, — Паша так и не разобрал толком. Ему внезапно стало интересно, он наклонился, затем присел на корточки рядом с Круглым. Долго вглядывался в пульсирующую вену на шее, в дрожащие веки, разглядывал расплывающееся на бетоне темное пятно.

Вот она — смерть. Не из тех, что раньше, другая, непохожая. Те, что раньше, приходили свыше. Всегда решал кто-то неизвестный, находившийся за гранью человеческого разумения. Теперь всё было иначе. Это его, Пашкиных, рук дело. Страх постепенно пропал, испарился, как не бывало. Дыхание выровнялось, стало спокойно, почти как на погосте. Пашка наклонился к Круглому, прислушался. Дышит.

Завьялов сел на пол, прислонился к стене. Закрыл глаза и втянул носом прелый запах подыхающей зимы. Вспомнил Пятигорск, мать. Далеко всё это, и как будто уже и не его, чужое. Вспомнил чердак, бабкино наследство. А что если силу забрать? Чем чёрт не шутит!

— Решился, значит? — услышал Паша знакомый голос.

— Решился, — прошептал в ответ.

— Ой, смотри. Уведёт тебя вбок, дорогу обратно не отыщешь.

— Обратно мне пути нет.

— Да и туда криво, Павлик. Не боязно?

Завьялов резко открыл глаза и прогнал видение.

Только не расслабляться. Выбираться надо отсюда, иначе так и сдохну здесь! А чтобы выбраться, сила нужна. А сила, вот она — стенку подпирает, того гляди богу душу отпишет. Ну, ничего, Круглов детина здоровая, быстро не загнётся. В бараке не хватятся до утра. Старостин, сосед, на ночные работы не ходит — спит, поди. Остальные так устали, что не загоношатся. Им бы только до вагонки доползти и в сон провалиться.

* * *

Пашка рванул к бытовке. Там, под вагончиком, чуть прикопана в мёрзлую землю заначка. Задолго место подбирал. С вышек не видно, фонарь на сторону светит. Да и вертухай к концу смены уже с мыльными глазами, что сова днём.

Завьялов пронесся гулким машинным зданием, выскочил в ночь, вывернул в сторону железобетонных камер. Пригнулся и пересёк открытое пространство, краем глаза поймав свет прожектора. Метнулся к теплушке, упал и замер.

Откинув смёрзшиеся комья, вытянул задубевший на морозе свёрток и запихнул за пазуху. Теперь вниз, к котельной. Там он видел железный стол, а дверь можно «козлом» подпереть. Рядом весь день столярничали, он сегодня заметил.

Спустился в котельную — бетонный бункер с одним отверстием для вентиляции и дверью. Скинул лишнее с металлического стола, приготовил нож, молоток, пару свечей, которые удалось тайком стянуть из материной посылки. Осталось только наверх подняться и затащить сюда Круглова.

Круглый не сопротивлялся, только пыхтел и постанывал, когда Пашка тянул его по ступеням. Нужно было спешить, сил у него почти не осталось, видать, крови много потерял. А с мёртвого силы не поимеешь, возня одна и бессмыслица.

Успеть, успеть, — колотилось в Пашкиной голове.

Вот и дверь.

Павел раздел Круглого. Долго возился, пару раз поскользнулся на бетонном полу, залитом вязкой кровью. Кое-как перекинул Круглова на столешницу, перевернул на живот. Присел возле стены отдохнуть и перекурить. Зек тяжко хрипел, у него хватило сил повернуться лицом к Паше, открыть глаза и даже — нет, не смотреть — наблюдать.