Приятные ночи - [5]

Никем не замеченный, он унёс ловчую птицу с собой и, как ни в чём ни бывало, отправился в дом своего друга по имени Франсое, которому и вручил сокола, заклиная его великой существовавшей между ними любовью, присмотреть за ним, пока он, Салардо, не известит его о дальнейшем. Затем, возвратившись к себе, Салардо взял одного из собственных соколов и тайком, так, чтобы никто не увидел этого, убил его и отнёс жене, сказав ей такие слова: "Теодора, возлюбленная моя жена, как тебе хорошо известно, я не могу, находясь при этом нашем Маркизе, иметь хоть час покоя, так как вынужден вместе с ним то принимать участие в псовой охоте, то в соколиной, то состязаться на турнирах, то заниматься ещё какими-нибудь делами, и он непрерывно держит меня в таком напряжении, что порою я, право, не знаю, мёртв ли я или жив. И чтобы отвлечь его от этой ежедневной охоты, я придумал такую штуку, которой он останется не слишком доволен, и, быть может, сам в течение нескольких дней отдохнёт и даст отдых всем нам". Тут жена спросила Салардо: "А что же вы сделали?" На это Салардо ответил: "Я убил лучшего из его соколов, которым он особенно дорожит, и думаю, что, не найдя его, он, чего доброго, может и умереть от досады и ярости".

И развернув ткань, он вынул из неё убитого сокола и отдал его жене, наказав, чтобы та велела приготовить его, так как он намерен съесть эту птицу за ужином за здоровье Маркиза. Выслушав слова мужа и увидев убитого сокола, Теодора глубоко огорчилась и, повернувшись к Салардо, стала его бранить, страстно осуждая за совершённый проступок. "Не знаю, как вы могли позволить себе столь злонамеренное деяние, оскорбить Синьора Маркиза, который так сердечно вас любит. Он предоставляет вам всё, чего вы у него ни попросите, и, кроме того, вы занимаете при его особе первое место. Увы мне, дорогой мой Салардо, вы навлекли на себя больше несчастье. А если Синьор случайно об этом узнает, что будет с вами? Разумеется, вы подвергли себя смертельной опасности". Салардо ответил: "А как же, по-твоему, ему станет это известно? Никто об этом не знает, кроме тебя и меня. Заклинаю тебя тою любовью, которую ты питала и питаешь ко мне, никому не открывать этой тайны, ибо, разгласив её, ты станешь причиною и своей и моей гибели". На это жена отвечала: "Во мне нисколько не сомневайтесь, ибо я скорее претерплю смерть, чем обмолвлюсь хоть словом об этой тайне".

После того как сокол изжарился и хорошо подрумянился, Салардо и Теодора сели за стол, и, так как она не желала ни притронуться к соколу, ни выслушать слова мужа, который ласково убеждал её отведать его, Салардо в конце концов поднял руку и отвесил ей такую пощёчину, что её правая щека стала пунцовой. Вслед за этим она ударилась в слёзы и разразилась жалобами на то, что он её жестоко прибил, и, поднявшись из-за стола и всё ещё всхлипывая, пригрозила ему, что этот его поступок будет помнить до конца дней своих и найдёт время и место, чтобы ему отомстить. Наступило утро, и Теодора, встав спозаранку и не откладывая того, что задумала, отправилась к Маркизу и во всех подробностях рассказала ему, как был убит его сокол. Узнав об этом, Маркиз воспылал таким негодованием и гневом, что распорядился схватить Салардо и, не выслушав никаких объяснений и оправданий, повелел, чтобы он немедленно был повешен, а всё его имущество поделено на три части, из коих одна отошла бы жене, другая - сыну, а третья предназначалась тому, кто его повесит.

Постумьо, отличавшийся крепким телосложением и находчивостью в превратностях жизни, узнав о приговоре, вынесенном отцу, и о разделе его имущества, со всех ног бросился к матери и сказал ей так: "О мать, не лучше ли мне самому повесить отца и получить третью часть его достояния, чем допустить, чтобы ею овладел кто-нибудь посторонний?" На что его мать отвечала: "Разумеется, сын мой, ты правильно рассудил, ибо, если ты сделаешь это, отцовское имущество полностью останется в наших руках". И, не теряя попусту времени, сын отправился к Маркизу и попросил у него разрешения собственноручно повесить отца, дабы унаследовать как его палач третью часть отцовского достояния. На ходатайство Постумьо Маркиз милостиво ответил согласием. Что до Салардо, то он обратился к своему верному другу Франсое, которому открыл свою тайну, с такой просьбой: когда люди Маркиза поведут его, Салардо, на казнь, пусть Франсое поспешит к Маркизу и умоляет его о том, чтобы он позволил Салардо перед исполнением приговора предстать перед ним и соблаговолил его выслушать. Франсое в точности выполнил поручение. А несчастный Салардо, томясь между тем с колодками на ногах в мрачной темнице и ожидая с мгновения на мгновение, что его повлекут к эшафоту, чтобы совершить над ним позорную казнь, и мучительно скорбя про себя, обратил к себе такие слова: "Теперь я знаю и отлично понимаю, что старый отец мой, наученный долгим опытом, заботился о моём благе.

Он, предусмотрительный и мудрый, преподал мне добрый совет, а я, строптивый и безумный, презрел его. Чтобы меня оберечь, он наказал мне сторониться моих домашних врагов, а я, чтобы они погубили меня и радовались затем моей смерти, сам предал себя в их руки. Постигнув природу властителей, то загорающихся пламенной любовью, то столь же внезапно сменяющих её ненавистью, то возвышающих, то низвергающих, он наставлял меня быть подальше от них, а я, чтобы лишиться имущества, чести и жизни, неосмотрительно старался приблизиться к ним. О, если бы господь бог пожелал, чтобы я никогда не подвергал испытанию преданность коварной жены моей! О, Салардо, насколько было бы для тебя лучше, если бы, пойдя по стопам отца, ты предоставил прихлебателям и льстецам обхаживать князей и властителей! Теперь я вижу, куда привели меня моя непомерная самонадеянность, непомерная уверенность в жене и преступном сыне и, сверх всего, непомерное доверие к не помнящему добра Маркизу. Теперь мне ясно, какою любовью он любил меня. И мог ли он поступить со мной хуже? Разумеется, нет.