Приятные ночи - [37]

"Как же так?" - спросил мессер Гаспаринв. "Ведь сокрытые в телах человеческих, мы не можем слышать всего и знать вбо всём, ибо телесное вещество слишком уж плотно", - ответил бес. "Скажу вам коротко, - промолвил синьор Гаспарино, - если вы терпеливо выслушаете меня и перестанете беспокоить бедного герцога". "Говорите, прошу вас, - проговорил бес, - я охотно вас выслушаю и обещаю, что пока что не стану его больше мучить". Тогда мессер Гаспарино обратил к бесу такие слова: "Знайте, мой куманёк, что герцог, увидев, что вы не желаете ни покинуть его, ни прекратить его мучить, и прослышав, что вы оставили вашу жену из-за дурной жизни, которую она вам уготовила, послал за нею, и вот весь город бурно приветствует и торжественно отмечает её прибытие". Услышав это, бес сказал: "О, злокозненный кум! Вы оказались коварнее и хитрее меня. Не говорил ли я вам только вчера, что ныне уж не найти кума, который был бы верен и предан тому, с кем покумился. Не кто иной, как вы сами подучили герцога вызвать мою жену.

Но мне до того отвратительно и ненавистно даже самое имя моей супруги, что я скорее предпочту пребывать в мрачной адовой бездне, чем там, где она обитает. Посему я немедля удаляюсь отсюда и направляюсь так далеко, что вы никогда ни одной вести обо мне не услышите". И он вышел из тела герцога, в знак чего напоследок отчаянно раздул ему горло, скосил глаза и причинил другие ужасающие изъяны. И после того как распространилось удушающее зловоние, герцог полностью освободился от своего беса. Миновали немногие дни, и злосчастный герцог пришёл в своё прежнее состояние и понемногу восстановил утраченные силы. И не желая, чтобы его обвинили в неблагодарности, призвал к себе мессера Гаспарино и отдал ему во владение великолепнейший замок со множеством слуг, дабы те служили ему, а также большую сумму денег. И, к негодованию завистников, славный мессер Гаспарино прожил долгие годы в счастии и благоденствии. А мадонна Сильвия, увидев, что её платья, кольца и прочие драгоценности превратились в пепел и дым, впала в отчаянье и спустя несколько дней умерла.

Рассказанная Тревизцем сказка немало поразила и захватила всех, кто её слушал. Мужчины, громко смеясь, на все лады расхваливали её, тогда как дамам она весьма не понравилась. Синьора, слыша глухой ропот дам и непрерывный хохот мужчин, потребовала, чтобы все покончили с разговорами и чтобы Тревизец загадал положенную загадку. И тот, так и не принеся дамам никаких извинений за обращённые к ним укоры, прочёл следующее:

Есть существо, его нам не опишет

Никто: оно без рук, без ног, без глаз,

Без языка, ушей, но видит, слышит

И говорит, и каждый миг и час

Оно кипучей нашей жизнью дышит,

И любит нас, и понимает нас,

И где б ему пребыть ни суждено,

В том месте вечно будет жить оно.

Тёмная загадка Тревизца, предложенная им в соответствии с установленным распорядком, побудила слушателей приступить к оживлённому её обсуждению, и всякий тщётно ломал себе голову, чтобы дать ей правильное истолкование. Поэтому Тревизец, видя, что их догадки далеки от истины, произнёс: "Господа, мне представляется неподобающим держать это почтенное общество в столь длительном недоумении. Если вам угодно, чтобы я сообщил своё толкование этой загадки, я охотно сделаю это; если нет - подожду разгадки, которую даст ей какой-нибудь возвышенный и проницательный ум". Все в один голос воскликнули, что просят Тревизца разрешить их недоумения и сомнения. Тогда он заявил, что его загадка означает не что иное, как бессмертную душу, каковая есть дух и не имеет ни головы, ни рук, ни ног и тем не менее со всем управляется; и какой бы ей ни был вынесен приговор, пребывать ли ей на небе или в аду, она вечно остаётся живою. Это учёное разъяснение тёмной загадки присутствовавшим очень понравилось. И так как уже миновала значительная часть непроглядной ночи и увенчанные гребнями петухи начали возвещать приближение дня, Синьора подала знак Виченце, которой во вторую ночь предстояло повествовать последнею, дабы она закончила эту ночь какой-нибудь занимательной сказкой. Но она с лицом, зардевшимся естественной алой краской румянца и не потому, что робела, а от негодования и гнева, вызванного в ней только что услышанной сказкой, с такими словами обратилась к Тревизцу: "Синьор Бенедетто, я считала вас гораздо любезнее и большим поклонником дам, чем вы оказались на деле. Но, судя по рассказанной сказке, вы относитесь к ним, как мне представляется, весьма отрицательно, и это, на мой взгляд, явный признак того, что вы были оскорблены одной из них, которая оказалась не слишком скромна в своих требованиях и притязаниях к вам.

Но из-за этого вы всё же не должны с такой неучтивостью порицать всех остальных, ибо, хотя мы созданы из одного и того же теста, тем не менее, как это бывает всегда, одна из нас более благоразумна и более обходительна, чем другая. Итак, перестаньте задевать женщин, ибо если вы восстановите их против себя, вам мало помогут и ваша музыка и ваши песни". - "Что до меня, - ответил Тревизец, - то я рассказал эту сказку не с тем, чтобы кого-нибудь оскорбить или кому-то отомстить, но дабы предложить небесполезное назидание всем тем, которые выйдут замуж уже после моего рассказа, а именно, быть более осторожными и более умеренными со своими мужьями". - "Что бы там ни было, - сказала синьора Виченца, - я об этом мало забочусь, и ещё меньше помышляют о нём все остальные присутствующие здесь дамы. Но дабы не казалось, что своим молчанием я поддерживаю взгляды мужчин и не разделяю мнения дам, я намерена рассказать вам сказку, которая содержит в себе немало чего поучительного". И отвесив надлежащий поклон, она начала говорить нижеследующее.