Привязанность - [4]

– Слушай, давай я ему трубку дам, он тебе объяснит все сам.

– Ладно, – обжег я язык кофе, и матерное слово, что болталось на его красном кончике, пробежало вниз по моему телу, словно электричество.

– Извините, не могли бы вы присмотреть за моими, ко мне девушка приезжает.

– А животные дикие?

– Нет, они очень смирные. Да и животными не поворачивается язык их назвать.

– В смысле? Что за восемь зверей? – мял я трубку.

– Восемь маленьких слов. Никаких хлопот, послушные и не ругательные. Раз в день погулять, раз в день покормить, не больше. Очень быстро растут, сами понимаете, какие могут быть предложения, в моей-то халупе, один кое-как помещаюсь.

– Вы хотели сделать ей предложение?

– Да, только из этих слов вряд ли его сконструируешь.

– А что за слова? – медленно падало во мне напряжение.

– «Как мне все надоело, хочется побыть в одиночестве». Всего восемь словечек.

– И из этих можно состряпать, при желании. Ну да ладно, ведите.

Трубку снова взял кот:

– Какие будут указания?

– Том, покажи, где им расположиться в квартире. Конец связи.

– Хорошо, – повесил он трубку.

Через мгновение Том наблюдал за шеренгой, которая двигалась стройно в мою квартиру, а сосед все давал консультации:

– Том, только имейте в виду, они путаются порой местами, меняя общий ход мысли. И вот еще что, «одиночество» – оно очень уж капризное, ему нужно особое отношение.

– Думаю, мы разберемся, – пересчитывал их хвостом кот, закрывая дверь.

Он отвел словам угол спальни, те расселись в самом углу ковра.

– Сидеть тихо, не бегать, не прыгать, хозяин придет, погуляет с вами, – лег он и задремал перед ними.

Три дня прошли бурно, я выходил на улицу с этим детсадом гулять, люди видели «как мне все надоело, хочется побыть в одиночестве» и не лезли в душу. Лишь однажды отказались пойти гулять «все» и «побыть». Я вышел с «как мне в одиночестве надоело, хочется». В этот день ко мне подошла незнакомая девушка, погладила милых зверюшек и меня заодно. Вечером я пригласил ее на свидание, а еще через неделю она переехала к нам с вещами, вся. Слова, как и обещал, забрал одинокий сосед. С девушкой у него, видимо, не заладилось, не обручилось. Позже я встречал бедолагу, что прогуливался с той же фразой: «Как мне все надоело, хочется побыть в одиночестве».

* * *

Отличная была сцена для прогулки по родному городу, в котором давно не был, но чего-то не хватало. Меня. Будто я смотрел на все из партера. Мне захотелось переснять ее еще раз с собою в кадре. Я вернулся к исходной.

Вспомнил, как прилетел вместе с птицами, которые кружились в небе над заграницей. От птиц в небе всегда веяло ностальгией и неожиданностями. Однажды сумма птиц сложилась в стаю и образовала на небе уравнение с одним неизвестным «Х».

«Куда вы летите?» – захотелось спросить мне их. «Не видишь? Куда мы можем лететь весной?»

«Пора», – решил я уравнение про себя. Стая снова перестроилась в «V», что для них и для меня означало «Возвращение. Домой».

И вот я уже снова шел по знакомым улицам. Мимо Кузнечного рынка, где продают ведрами семеренко и подснежники. Я понюхал цветы – не пахнут. Это был тот самый случай, когда пахло от одного вида. Кругом пахло весной. Весна! Как много в этом звуке бесперспективно отдалось. Круговорот настроений в природе жил по своему сценарию: осень – вянуть, зима – мерзнуть, весна – таять, лето – цвести.

…День был прекрасный, я чувствовал это носом, но никак не мог в это самое «сегодня» попасть. Будто тыкался в великую стену, за которой находился этот лучший день, в те узкие щели, которые пробил солнечный луч, пролезал только нос, только он мог что-то ощущать, остальное тело нет, как в том поверье: тело пройдет в дыру, если пройдет голова, а голова не хотела, не могла, скорее всего не хотела, она жила еще там, где-то, и там ей было хорошо, по крайней мере понятно и спокойно. А день был замечательный.

Срочно нужен был проводник, а еще лучше проводница, которая смогла бы провести в этот день. Которая застелет постель, вовремя разбудит, сварит чай и найдет нужное слово, чтобы воодушевить пусть не на подвиг, хотя бы на поступок. А у тебя будет время ее слушать, то глядя в глаза, то на букву «V» ее вдохновляющего декольте, то на солнце лимона в чашке, объявляющего рассвет. В ожидании проводника перебивался полупроводниками, довольствовался без неслыханного удовольствия, будто солдат любви на довольствии, во время затяжного похода, обходился сухим пайком.

Нужен был больше, чем приятель, чем друг. Хотя сейчас между ними не было больших отличий. Случай был не тот. Друзья от приятелей отличаются тем, что друзьям звонят, когда что-то случилось, а приятелям – когда хотят, чтобы хоть что-то случилось.

Конечно, ты хочешь, чтобы он, в смысле я, позвонил ей, в смысле тебе, и сказал, что скучает и хочет тебя видеть, слышать, в общем – хочет. Что жизнь его без тебя бесцветна, бессмысленна, безнравственна. Он хочет быть искренним, но последнее вряд ли могло бы тебе понравиться. В общем, он позвонил другой.

* * *

Услышав звук, она открывала не глядя дверь, пускала его, она открывала не ему, а звонку. Как часто мы отвечаем не абоненту, а звонку, будто из уважения к телефону, он же звонит, как можно не ответить. Хуже некуда, когда отношения становятся условным рефлексом, будто входил не он, а звонок. Нас целуют, мы в ответ, нас обнимают, мы расправляем свои руки-крылья. Не то чтобы взлететь, так, не забывать, что они у нас есть. Объятия.