"Привлеченная к дознанию..." - [86]

— Начнем. Все в сборе. Подсаживайтесь.

Землячка отодвинула обитое плюшем кресло, достала из ридикюля бумагу и карандаш.

Солнечный зайчик скользнул по мраморному столику, позолотил раму старинного портрета над диваном.

— Ну и денек сегодня, — певуче заметила она. — Весна...

Резкий звонок прозвучал в прихожей, прозвучал требовательно, по-хозяйски. Вновь зашуршали газеты и журналы. Розалия Самойловна приложила платок к щеке.

Горничная зачем-то приоткрыла дверь в гостиную, испуганно заглянула туда и поспешила на звонок. Землячка напрягла слух: все еще надеялась, что кто-то из пациентов пришел на прием к доктору. Напрасно. Она заметила, как жандармский ротмистр резко отстранил горничную и торопливо шагнул в гостиную.

— Господа, придется повременить с лечением зубов... Сопротивление бесполезно. Вы арестованы.

Землячка опустила газету «Русское слово» и аккуратно начала складывать платок.

— О, какой сюрприз!.. Вот не ожидал! Розалия Самойловна! — Ротмистр сиял от удовольствия. — Вы неуловимы! Попробуй-ка разыщи вас в Москве! Честь имею представиться — ротмистр Миронов. — Офицер наклонил голову с черными нафиксатуаренными волосами и прищелкнул каблуками. — А, господин Ярославский! Сердечно рад, — с деланным удивлением рассматривал ротмистр задержанных. — Те-те-те, и господин Костин здесь... Ба, знакомые все лица...

Он уселся, сдвинул газеты, принялся составлять протокол.

— Начнем с дамы... Розалия Самойловна, — произнес он все так же любезно, — ордер на арест предъявить или поверите на слово?..

Землячка поднесла подснежники к лицу.

— Очевидно, происходит смешное недоразумение. Я рада знакомству, но ордер можете не предъявлять. Я не та, за которую вы меня принимаете. Пожалуйста, мой паспорт.

Она порылась в ридикюле и выложила на край стола документ на имя мещанки из Могилева.

— Розалия Самойловна, — и он укоризненно покачал головой, — почему вы столь плохого мнения об охранном отделении? Паспортов, имен у вас предостаточно. — Он помолчал и повертел в руках паспорт. — На сей раз Осмоловская. Гм... Надеюсь, вы не заставите устанавливать личность, терять время на ненужные формальности и очные ставки?

Ротмистр Миронов щелкнул замком портфеля и начал убирать протоколы конференции, отобранные при обыске у Ярославского.

Землячка удивленно развела руками. На лице появилась насмешливая улыбка, глаза с откровенным недоумением смотрели на ротмистра.

«Крепкий орешек», — подумал Миронов. Служба в охранном отделении научила его разбираться в людях; он понимал цену подлинного мужества.

Миронов подошел к камину с чугунной решеткой, взял серебряный колокольчик и позвонил:

— М-да... Весьма сожалею, мадам.

Дверь кабинета отворилась, и на пороге выросли жандармы.

Семь шагов в длину, четыре шага в ширину, массивная, обитая железом дверь с глазком, сводчатый кирпичный потолок. Оконце с решеткой и гладкими скосами вместо подоконника, пол из грубо отесанных каменных плит, железная койка — вот и все приметы камеры Сущевской полицейской части на Селезневке.

Землячка, тяжело вздохнув, опустилась на узкую койку, привинченную к полу. Кто-то осторожно тронул ее за локоть. Она вздрогнула и подняла голову. К удивлению своему, увидала Татьяну, сестру Ярославского, очень похожую на брата. Ее привезли в участок недавно, арестовали на какой-то сходке. Землячка обрадовалась. Татьяна прижалась к ней плечом и зашептала:

— Брата сюда же привезли? Вместе взяли?

Розалия Самойловна кивнула головой.

— Условия здесь сносные. Все зависит, с чем взяли. Чистыми?

— Какой там чистыми... Громкое дело раздуют. — Землячка устало махнула рукой.

Первые часы заключения всегда очень тягостны. «Нужно успокоиться и все взвесить, — подумала Землячка. — Безвыходных положений не бывает. Как огорчится Ильич, узнав о провале конференции. Ловко же сработала охранка. Опять не обошлось без провокатора... Очевидно, в соседней камере Ярославский...»

Землячка прислушалась, покосилась на смотровой глазок и тихонько постучала в стену. Трижды повторила условный сигнал. Тюрьма молчала. Она поднялась с койки и направилась в противоположный угол. Провела рукой по шершавой мокрой поверхности и вновь начала выстукивать. Замерла. Соседняя камера отвечала глухими дробными ударами — за стеной оказались уголовные. Не повезло. Розалия Самойловна отошла, заложив руки за спину. Горькая морщина появилась на лбу. Нужно, очень нужно договориться с товарищами. Главное — разыскать Емельяна. Вряд ли прогулки здесь совместные. Тогда должны заговорить тюремные стены... А пока терпение и терпение.

Пережитое волнение давало себя знать, хотелось во всем разобраться. Татьяна понимала ее состояние: трудно свыкнуться с мыслью, что ты уже не принадлежишь себе.

Землячка легла на железную койку, укрыла ноги грубым одеялом и предалась воспоминаниям. Первую ночь она провела без сна. Воспоминаний тюремщики отнять не могли...

Вновь ее «привлекли к дознанию». На сей раз по делу военной организации социал-демократов.

В тюрьме она сидит не первый раз, да, очевидно, и не последний. Впрочем, если будет доказано ее участие в вооруженном восстании, вернее — в «пятерке» по руководству восстанием, то ее ждет смертная казнь или «высочайшая милость» — замена казни каторгой без срока... Вряд ли дождаться ей царской милости: слишком велик синодик «прошлых грехов»... У кого из профессиональных революционеров он чист? У Шанцера? Или у Васильева-Южина? А их взяли первыми. Вот уже более трех месяцев, как они в тюрьме. Арестовали их сразу же, седьмого декабря, в первый день восстания.