Привет, викинги! - [93]

– «Папсы»? – спрашивает Марго.

– Фотографы. «Папарацци». В общем, ничего не вышло. Он сказал, что я слишком «накрасилась»… Ну то есть правда! – в голосе Триши слышны обиженные нотки. – Потом у меня был непростой вечер – точнее, два вечера – пара плохих передач. Выпускной редактор сказал, что я мямлила – что бы это ни значило! Потом этот шум из-за орешков… Я порвала с Дагом после шумной разборки в филиале B&Q в Берджесс-Хилл. А потом моя помощница по шоу записалась на курсы повышения уверенности в себе и много о себе возомнила. Сделала новую прическу. И увела у меня шоу. И Дага, хотя, честно говоря, он и сам к ней клеился. Но вот с шоу было больно. И у нее даже не появилась своя страничка на Википедии! Теперь я понимаю, что она не виновата ни в чем. Она просто девочка, которая старается выжить в этом мире. Я виню систему. Виню патриархат. В общем, я не знала, в какой точке цикла пилюль/вина/кофе я находилась, но поняла, что с меня хватит. Отсюда и все эти летающие тарелки в виде бобин…

Ее речь прерывают соленые морские брызги, попавшие ей прямо в лицо.

«Это уже слишком», – думаю я, а эстафету тем временем перенимает Мелисса.

– А потом, после смерти мамы, ты просто сбежала! – говорит она, тяжело дыша под порывами холодного ветра, но продолжая обвинять меня. – Ты не стала ждать меня. Или даже разговаривать со мной. А мне было так тяжело – одной. Ты же уехала веселиться…

– Мне было вовсе не весело, – говорю я, вспоминая свой первый год самостоятельной жизни: одна, без друзей, без денег[42], на год младше своих однокурсников, так что мне приходилось делать вид, что я разбираюсь в том, что происходит вокруг. Как будто у меня на все есть ответ. Поэтому я добавляю, на тот случай, если она мне не верит: – Совсем не весело.

Она не верит.

– А мне было больно. Очень больно. И ты должна знать это, – говорит она и добавляет: – Но сейчас с этим покончено. И с тобой покончено. Все эти годы я пыталась, но встречала только одни упреки. Я планировала эту поездку как способ спасти наши отношения – сохранить хотя бы что-то между нами. Но ты до сих пор относишься ко мне как к клоуну. Или как к своему «плану Б». Но я никакой не «план Б», черт его подери! – кричит она.

– Извини.

Я не знала об этих ее чувствах. Я не осознавала, что она способна настолько проницательно читать меня все эти годы. Все мои предрассудки и недостатки, которые я неумело пыталась скрыть под «деловой» маской, все они были на виду, словно павлин с ярким хвостом. Я ужасный человек.

– Ты… ты была так добра ко мне, – говорю я, с трудом подбирая слова. – Я знаю, что со мной порой не просто.

Мне хочется обнять ее. И не отпускать. И я обнимаю. Поначалу эта идея не приводит ее в восторг, но она сдается и даже набрасывает мне на плечи свою мокрую сексуальную кофту.

«Теперь я понимаю ее одержимость этим джемпером из полиэтилентерефталата на молнии», – думаю я, восхищаясь тем, как на удивление мягкие волокна защищают меня от непогоды. И хотя до «теплого» состояния еще далеко, боль в голове от холода постепенно проходит. Моя сестра хорошо обнимается…

– Помнишь, что ты написала в письме о том, чтобы держать напряжение под крышкой? Ну так вот, на самом деле это не нужно, – бормочу я, уткнувшись ей в волосы, которые теперь пахнут как промокший пес. – Твой способ лучше. Ты права насчет того, чтобы показывать свои чувства. Грустить, когда грустно. Мне жаль, что я заставила тебя усомниться в этом. Это я все время ошибалась. Я едва не заработала грыжу, годами пытаясь удерживать все внутри, – но это не работает. Рано или поздно эмоции вырываются наружу.

– Ты хочешь сказать, как в туалете Premier Inn? – спрашивает Мелисса.

– Помимо всего прочего, да, – киваю я.

Я закрываю глаза, чтобы преградить путь слезам, которые угрожают выбежать и на без того мокрое лицо, но продолжаю слушать Тришу, возбужденно перекрикивающую всплески волн.

– Все говорят: «Триша, ты занималась этим много лет! Ты, наверное, богатая!» Так и говорят. И спрашивают: «Почему ты отмечаешь Рождество в Халл-центре, играя плохую королеву в постановке для детей?» А я отвечаю: «Потому что мне нравится!» Но, конечно же, это мне ни хера не нравится! Единственным заказом на прошлую пятницу была роль судьи на выставке кошек… Ходили там все злые, шипели друг на друга – и это только владельцы… Но таков шоу-бизнес! В такое время года это все, что твой агент может найти для тебя, если ты только не Джайлз, мать его, Брандрет или не Сью Перкинс[43], – говорит она сквозь стучащие зубы.

– М-ммм, – кивает Марго из вежливости, как единственная «слушательница» Триши, а мы с сестрой постепенно теряем нить повествования.

Мелисса глядит на меня.

– Ты плачешь?

Выглядит она довольной.

– Нет! – наполовину смеюсь и наполовину всхлипываю я. – Это дождь… на лице.

– У меня тоже, – говорит она, вытирая пальцами глаза, а затем прочищая нос рукой и вытирая то, что вылетело из него, о свои боевые штаны.

«Это моя сестра», – думаю я с любовью.

Под очередным шквалом «погоды» лодка скачет, словно буйный мустанг, так что мы вынуждены сесть, и моя задница тут же снова мокнет от перехлестывающих через борт неумолимо холодных брызг. И мне кажется, что лодка сейчас сидит гораздо ниже, чем во время пробного заплыва днем.