Привет, меня зовут Лон. Я вам нравлюсь? Реальная история девушки из Таиланда - [87]

Мы поехали на встречу с поверенным в Берслеме, чтобы узнать о предварительном слушании, а также обсудить ее болезнь. До сих пор ждем отчета от психиатра доктора Т.

29 июня

Встретились в Сазерленд-центре с К. В., общественной психиатрической медсестрой, чтобы поговорить о самочувствии Лон. Июнь был для нее особенно травматичным, хотя и не сильно отличался от других месяцев. Каждый день представлял трудность для Лон – с момента пробуждения до засыпания. Сколько бы я ни звонил, со сколькими бы людьми ни встречался, для ее облегчения ничего сделано не было. В этом месяце я начал подозревать, что ничего и не будет сделано.

7 июля

Поверенный Энди в Манчестере связался с нами насчет развода: он сообщил, что брак расторгнут.

11 июля

Лон узнала о строго конфиденциальном отчете заседания комиссии по защите детей. В нем содержался ордер о временной опеке от 25 мая и приказ о передаче ее ребенка на воспитание в другую семью от 31 мая, после того как ее выписали из больницы. Были сделаны выводы о ее нежелании сотрудничать со специалистами во время беременности и в ходе родов.

Лон осмотрели специалисты в Сазерленд-центре и больнице Харплендса. Хотя все они были осведомлены о ее уязвимом психическом состоянии и неконтролируемых физических и вербальных вспышках, ей отказали в психотропных средствах и любых лекарствах для облегчения ее состояния.

Когда началась оценка родительской компетентности, с Лон было трудно поддерживать диалог. Она не желала давать никаких сведений специалистам, которые пытались ей помочь, и предпочитала не замечать их.

Май привозят на дом к Лон, и я постоянно напоминаю ей, что девочку надо регулярно кормить, давать ей срыгнуть после кормления и зарегистрировать факт рождения. Она не проявляет к дочери особого интереса, нечасто берет ее на руки и предпочитает отдавать сиделкам, когда та плачет. У Лон было две встречи с сиделками, которые привозили ей малышку на дом, и каждое свидание длилось тридцать-сорок минут. Ей очень трудно наладить эмоциональный контакт с ребенком.

Я спросил Лон, почему она не хочет признавать, что у нее родился ребенок и что девочке надо дать имя по ее выбору. Она игнорирует меня и мои вопросы.

К. В. констатировала, что поведение Лон – это способ, которым она справляется со стрессом; у нее нет никаких признаков психоза или биполярного расстройства. В другой раз она сказала: будь Лон по-настоящему больна, она бы не выжила, а тот факт, что она жива, доказывает: она не больна и не нуждается в медикаментозном лечении. Нет ничего более невежественного и ошибочного, чем этот квазипрофессиональный диагноз. К. В. – не психиатр, а психиатрическая медсестра, которой нужно повышать свою квалификацию, чтобы продолжать работать по избранной профессии. Ее обучение должно включать толику здравого смысла и сострадания.

Порой Лон уверена, что ее отравили. Она принимается все обнюхивать, не ест никаких продуктов, если они не из вакуумной упаковки, и настаивает, чтобы я пробовал еду и питье первым.

Специалисты, опекающие Лон, назначили встречу, чтобы обсудить ее дальнейшее лечение, но Лон не стала в ней участвовать и отпускала в их адрес расистские комментарии. Лон сама себе худший враг. После этой встречи кризисная группа приняла решение об обследовании. Лон ненадолго отправится в Харплендс, хотя, если бы ее осмотрел консультант, уже знакомый с ней, ее бы туда не взяли. Лекарств она по-прежнему не получает.

По возвращении в мой дом из Харплендса

Один специалист пытался дать Лон эдинбургский тест на послеродовую депрессию. Я сказал, что она просто отметит все клеточки, поскольку депрессия – лишь часть ее болезни. Лон все больше теряет контакт с реальностью. Отрицание ребенка с каждым днем усиливается, она недовольна, что ей все время приносят «этого» ребенка, чтобы она на него смотрела и проводила с ним время. Она по-прежнему гуляет среди ночи, но выходит через черный ход и думает, что я об этом не знаю.

3 августа

К. В. не смогла убедить Лон встретиться с доктором С., психиатром, который в 2004 году поставил ей диагноз «шизофрения». Лон уверена, что этот доктор тогда навредил ей и отослал прочь. В то время она могла принимать лекарства.

7 августа

Лон поехала на предварительное слушание дела в суде. На этот раз проблем не возникло. Она изменила показания, признав себя виновной, и дата окончательного заседания назначена на 31 августа.

8 августа

По требованию службы опеки доктор Т. составил психиатрический отчет, признав, что осматривал ее всего лишь дважды.

История болезни, которую медики вели с ноября 2004 года по август 2007 года, по большей части была довольно неточной. Ее тоже передали работникам социального обеспечения. Я написал на трех страницах письмо, опровергающее все беспочвенные обвинения и допущения пункт за пунктом, но так и не отправил его в службу защиты детей. Это казалось бессмысленным при той негативной обратной связи, какую я получал. Тем не менее я все же послал его в соцобеспечение. Это был отчет обо всем, что случилось с Лон с ноября 2006 года до момента родов, то есть до мая 2007 года. Никакой реакции не последовало. Любой, кто прочел бы его, понял бы, что у Лон серьезнейшие психиатрические проблемы.