Привет, меня зовут Лон. Я вам нравлюсь? Реальная история девушки из Таиланда - [11]

У меня было очень мало денег – и ни друзей, ни родственников, ни жилья в этом огромном городе. Чтобы выжить, я начала просить милостыню. Я узнала, что у туристов можно выпросить намного больше денег, чем получить на настоящей работе. Ночуя на улице, я познакомилась с женщиной, которая пристроила меня нянькой в семью высокопоставленного полицейского. Оказалось, что он держит бар в Патпонге – самом большом развлекательном районе «красных фонарей». В свободное от домашней работы время я начала убирать в баре. Но вскоре мой хозяин потребовал, чтобы я сделала выбор: либо заниматься уборкой в баре, либо нянчить его детей. Я выбрала бар, поскольку зарабатывала там больше. Я приехала в Бангкок за деньгами, чтобы получить прощение родственников, которые считали меня причиной гибели отца.

Бунтах больше не существовало. На свет появилась я – Лон.Я найду способ искупить вину Бунтах перед семьей. Тогда мы с ней сможем вернуться домой.

Клуб «Какаду»

Я начала работать уборщицей в клубе «Какаду» – гоу-гоу баре, популярном у мужчин-фарангов. Там было много девушек из Исана, говоривших на моем диалекте. Я мыла полы и убирала за секс-туристами, зарабатывая по полторы тысячи батов за двадцать восемь рабочих дней в месяц, плюс доля от чаевых – тысяча батов. В Убоне я никогда столько не зарабатывала. Я могла каждый месяц отсылать родственникам не меньше тысячи батов. Это была одна из причин, которая привела меня в Бангкок.

Тайцы и многие другие азиаты мыслят себя не отдельными личностями, а членами семьи. Эта привязанность – часть нашей «индивидуальности» (или ее отсутствия). Мы не просто члены своей семьи, мы неотделимы друг от друга. Только в семье мы можем быть индивидуумами. Мы вместе составляем индивидуальную общность; мы способны выжить только как семья.

Мне 14 лет.

Итак, я зарабатывала в общей сложности две с половиной тысячи батов в месяц – неплохое начало. Но моя семья была отчаянно бедна. Отец умер, и у меня оставались две младшие сестры, которых надо было обеспечивать. Я хотела, чтобы у них была возможность учиться; чтобы у них была лучшая жизнь, чем у меня. Я должна была зарабатывать больше.

Другие «труженицы» Патпонга

Патпонг – самый популярный район «красных фонарей» в Бангкоке, да и во всем мире. Его трудно описать так, чтобы было понятно непосвященному. Он состоит из двух длинных кварталов: «Патпонг-1» тянется почти на двести метров; а «Патпонг-2» – на сто. Вдоль каждого из них по обеим сторонам улицы стоят бары на открытом воздухе, стрип-бары гоу-гоу, диско-клубы и секс-шоу. В этих двух кварталах «продажного секса» почти три тысячи молодых женщин ежедневно рассчитывают встретить мужчину на час, на вечер или, как надеются некоторые, на всю жизнь. «Каждую неделю одна девушка из Патпонга выходит замуж за иностранца»{1}.

Гоу-гоу и бары бывают самых разных размеров: в одних работает всего десяток девушек, в других – до сотни. В каждом гоу-гоу есть и другие работники. Мы – уборщицы, бартендеры, официантки и привратницы. Официально мы еще не начали встречаться с мужчинами. Мы живем на зарплату в полторы тысячи батов в месяц плюс чаевые со столиков – еще около тысячи батов. Мы не считаемся частью «азиатского экономического чуда». Неофициально же некоторые девушки, сами того не понимая, вступают на путь, ведущий к саморазрушению.

У одних рабочий день начинался в два часа дня и заканчивался в полночь. Другие приходили к семи вечера и работали до трех ночи. Мы наводили порядок после предыдущего вечера. Час или два отмывали разлитое пиво. Потом перестилали постели в «почасовых» номерах и мыли ванные комнаты. После этого нужно было отправляться в бар и таскать сотни пивных бутылок, нарезать ломтиками ананасы и лимоны, мыть посуду и выполнять прочую неквалифицированную и неприятную работу. Посетители баров напивались, проливали пиво, повсюду оставляли следы рвоты. Я не против того, чтобы убирать обычную пыль и грязь, но это была отвратительная работа, и меня от нее тошнило. Танцовщицы получали много, иногда в двадцать раз больше меня, и им не приходилось возиться с грязью. Вскоре я поняла, что «настоящие» деньги в баре зарабатывают не уборкой. Мне хотелось иметь столько же денег, сколько получают танцовщицы, и я была готова на все, чтобы их заработать!

Я была девочкой-подростком из глухой деревни, и все происходящее казалось мне дикостью. Привлекательные девушки в бикини и без соблазнительно танцевали на сцене и позволяли себе то, чего я никогда прежде не видела – даже по телевизору. Ни одна девушка в Убоне не одевалась – и не раздевалась – так, как они. Ни одна девушка в Убоне не носила купальника. Вместо купальников мы, отправляясь на реку, надевали обрезанные джинсы и футболки. Ни одна девушка в Убоне не извивалась вокруг шеста, медленно ласкаясь об него обнаженным телом. Я не могла понять, как эти девушки могут снимать с себя одежду на глазах у посетителей-мужчин и так провокационно танцевать. Я была потрясена! Мне просто не верилось, что девушки из моей деревни, из моей провинции, мои исанские «сестры» могут позволять себе такое поведение. Но они делали это – обвивались своими красивыми загорелыми телами вокруг шестов, исполняли дразнящие движения и «танцы на коленях» – и зарабатывали кучу денег. Гоу-гоу-герлс работали по семь часов в день, каждую неделю им давали один выходной. Они танцевали по пятнадцать-двадцать минут в час; остальное время болтали с посетителями и пытались продать свои услуги на ночь. Те, кому не удавалось заарканить клиента, после закрытия бара или гоу-гоу отправлялись в «Термы»