Приведен в исполнение... [Повести] - [58]

— Не будем терять времени, — по-русски сказал Бескудников. — Что вам нужно?

— Вы слышали: у меня есть важное сообщение, — Корочкин ответил по-немецки.

«Доктор» поморщился:

— Давайте все же по-русски… У вас очень правильная немецкая речь, но вы никогда не жили в Германии. У нар ведь десятки диалектов и нюансов, а вы разговариваете, как безликий автомат.

— В отличие от вас. Всю жизнь прожили в России?

«Доктор» улыбнулся:

— Это хорошо, что вы еще не испорчены страхом и разговариваете свободно… Моя фамилия — Краузе. Отто. Краузе, к вашим услугам. Распространенная, негромкая немецкая фамилия… По должности же я, теперешней, — начальник той самой организации, которая вам нужна.

— Контрразведка?

— Примерно так. А вы, насколько я успел заметить, — бывший белогвардейский офицер?

— Белый, просто — белый.

— Тут есть нюанс?

— Белый — значит чистый сердцем и светлый душой. А гвардия… Это больше по шампанскому и девкам.

— А фамилия у вас… настоящая? Вы не обижайтесь. Ко-роч-кин… Плебс.

— У русских дворян подчас очень странные фамилии: Нарышкины, Гендриковы. Фамилию создает человек.

— Прекрасное наблюдение. Прошу вас, — Краузе пропустил Корочкина вперед и остановился на гранитных ступенях, которые вели в парадный подъезд трехэтажного особняка. Двое эсэсовцев снимали со стены синюю, в красной окантовке вывеску: «Гормилиция». Заметив Краузе, оба вытянулись.

— Оберштурмбаннфюрер! — начал докладывать старший по чину. — Подразделение размещается, все в порядке!

— Свободен, Юрген… — махнул рукой Краузе и повернулся к Корочкину: — Идите за мной.

Они вошли в здание и поднялись на второй этаж. Краузе распахнул двери кабинета с табличкой: «Начальник гормилиции тов. Епифанов» и, заметив, как искривились губы у Корочкина, сказал:

— Диалектика… Не обращайте внимания, — он сел не за стол, а в кресло и жестом пригласил Корочкина сесть напротив. — Слушаю вас, — он вынул из кармана портсигар, открыл: — Курите. Как старший в чине я охотно вам это разрешаю. Сам я не курю. Я вообще лишен каких бы то ни было порочных наклонностей, — он чиркнул спичкой, Корочкин прикурил и жадно затянулся.

— «Беломор»? — он закашлялся.

— Он самый. Первая папироса в жизни?

— Я не курю, это от нервов. Вы уверены, что старше меня в чине?

— Вам не более сорока пяти. В двадцатом — не более двадцати пяти. Ну, какой на вас мог быть чин? Штабс-капитан? Капитан — максимум. Я же в переводе на понятный язык — подполковник.

— Солдат не обратился к вам со словом «господин». Почему?.

— Вы наблюдательны… У нас в «Шутц штаффель», «СС» — все товарищи — не в большевистском, разумеется, смысле. Рейхсфюрер «СС» и простой эсэман — равны вполне. Поэтому мы все называем друг друга просто по чину. А теперь — документы.

Корочкин молча протянул справку об освобождении.

— Так… — Оберштурмбаннфюрер начал читать. — Посмотрим, что у вас тут такое… О-о! — он удивленно взглянул на Корочкина. — 58–13! Активные действия против рабочего класса на ответственной должности у контрреволюционного правительства в период гражданской войны… — Он нажал кнопку звонка. Мгновенно открылась дверь, и на пороге появился эсэсовский офицер:

— Оберштурмбаннфюрер?

— Будь любезен, Курт, — по-немецки сказал Краузе, — посмотри это… — и протянул справку.

— Будет сделано. — Офицер ушел.

— Удивили… — доброжелательно улыбнулся Краузе. — И прошу прощения за необходимую, увы, проверку. — Он пожевал губами и покачал головой: — Честно говоря, немного странно. Статья ваша расстрельная, у вас, что же, смягчающие обстоятельства были? Какие, если не секрет?

— Я ничего не утаил… И сдал золотой запас нашей офицерской организации. У большевиков валюты не было. Они меня пощадили. 15 лет срок не малый…

— Большой. Мы таких сроков не применяем.

— Что же?

— Гильотину. Враг без головы — почти друг. Казни вас коммунисты — и вы бы не пришли к нам. Почему вы отдали им золото?

— Нужно было остаться в живых.

— Боитесь смерти?

— Надеялся на смену власти, скажем так. — Корочкин поискал глазами пепельницу и очень неумело погасил окурок. — Я, поручик Корочкин Геннадий Иванович, был старшим офицером Управления военного контроля Сибирской армии… — Он заметил на стене портреты Ленина и Сталина и замер на полуслове. Краузе улыбнулся:

— Я же сказал вам: ди-а-лек-ти-ка. И не волнуйтесь вы так. Если вы не отклоняетесь от истины — мы с вами одной крови, как учил великий Киплинг… Что такое Военный контроль?

— Примерно то же самое, что и… вы, — улыбнулся Корочкин. — Сибирская же армия действовала против большевиков в направлении Екатеринбурга… Я участник Белого движения с первых дней… Вы не подумайте — я и на фронте был, ротой командовал… Волнуюсь все же, извините. Случилось так, что мне пришлось расстрелять группу наших, подозреваемых в большевизме и шпионаже. Там оказался родственник одного… из правительства. Вы не удивляйтесь — даже после переворота, который сделал Колчака Верховным правителем, в правительстве и социалисты-революционеры оставались, и даже меньшевики.

— Не удивляюсь. Мы — тоже социалисты. Только национального толка. Без цыган, евреев и прочих неполноценных. Продолжайте.

— Меня должны были отправить на фронт, Я понял, что не только многие из нас, но и сам Колчак не чужд интеллигентского либерализма…