Привал на Эльбе - [2]

Шрифт
Интервал

Федя подошел к Тахаву, раненному в щеку в последнюю минуту боя.

— Потерпи, родной.

— А мой конь?

— Найдется, — утешил его Федя и укрыл шинелью.

Тахава до слез тронуло слово «родной». Хотя ему было очень больно и щеку и голову, он встал на колени и начал громко, зазывно манить коня. Серка прибежала на его голос. Тахав взялся за стремя, приподнялся и обнял гривастую шею кобылы, Лошадь мотнула мордой, задела рану. Тахав свалился на землю. Серка повернулась, понюхала своего хозяина и легла. Тахав положил голову на шею лошади и сказал:

— Хорошо, Серка, я тоже тебя не оставлю…

Кавалеристы собрались по сигналу горниста на опушке леса. Федя и Михаил принесли на шинели тяжело раненного командира эскадрона. Бледный свет выплывшей луны упал на окровавленное лицо Хлопкова. Лоб казался зеленовато-желтым. Глаза его закрывались.

— Болит? — Федя положил руку на горячий лоб раненого.

Хлопков вздохнул, открыл глаза, заметил Елизарова.

— Струсил? — незлобно прошептал он. — Горит, пить…

Пермяков отстегнул флягу, помог раненому приподняться. К Хлопкову подошли командиры взводов, комсорг, бойцы. Лица их были хмуры, печальны.

— Как Чапаев дрался, — тихо сказал Пермяков о Хлопкове, набил свою трубку и подал ему.

Федя склонился над раненым, сказал протяжным голосом:

— Повезут вас в госпиталь, товарищ лейтенант. Будете выздоравливать.

Хлопков посмотрел на товарищей. Взгляд его задержался на смуглом юношеском лице Феди. Оно чем-то напомнило ему другое лицо, близкое и родное, лицо его сына, загорелого казачонка. Хлопков положил руку на плечо Феди и хрипло прошептал:

— Не хочется умирать. Жаль Сережу. Без отца будет расти.

Федя вытер глаза. Он с первого дня полюбил своего командира — донского казака. Хлопков обласкал молодого конника, когда тот прибыл с Урала, часто делился с ним мыслями о семье, о своей жизни на Дону. При первой встрече они поменялись ножами. Но одному из них памятный нож недолго пришлось носить…

Лейтенант попросил воды, сделал несколько глотков. Жестом подозвал Пермякова, обнял его за шею и прошептал:

— Все. Прощай. Будь жив.

Хлопков потянулся, как перед сном, в глазах угас последний блеск, и он умер на руках своего верного друга.

Кавалеристы похоронили командира под старой ветвистой березой. На могилу Федя положил его каску.

К конникам подъехал со вторым эскадроном командир полка.

— Как дела? Доложите!

Пермяков козырнул, звякнув шпорами.

— Успели повоевать, товарищ майор, успели и… похоронить командира.

— Хлопкова? — сдвинув брови, спросил Дорожкин и снял каску. — Боевой был казак. Жаль, очень жаль, — сказал он.

Помолчали.

— Товарищ политрук, примите эскадрон, — приказал он Пермякову и, отозвав его в сторону, стал объяснять новую задачу.

Парторг эскадрона Величко собрал коммунистов, напомнил о бдительности, об их месте в бою.

— Да, да! Первое место должно быть, — подхватил Элвадзе. Он предложил кликнуть всех кавалеристов и поговорить о Елизарове.

Казаки собрались в круг, свернули цигарки, но никто не закуривал. Елизаров сидел, надвинув каску на глаза. Он чувствовал свою вину. Предсмертное слово командира эскадрона «струсил» как заноза вонзилось в грудь.

Сандро хлопнул Елизарова по плечу, заглянул под козырек его каски, спросил:

— Ты где родился?

— На Дону, — тихо ответил Михаил.

— Не может быть! Наверное, в астраханских степях: быстро бегаешь, как сайгак от охотника.

Михаил тягостно молчал.

— Скажи: почему бежал? — допытывался Сандро.

— Говори, Елизаров, — потребовал Величко.

Кровь бросилась в лицо Михаила. Он взглянул на парторга и еще ниже опустил голову.

— Я хотел залечь в стороне и стрелять по немцам, — начал было оправдываться он.

— Стрелять? А чем? Пулемет-то бросил, — перебил его Элвадзе. Он присел перед ним на корточки и резко сказал: — Нехорошо поешь, Елизаров, на свою голову. Скажи лучше — виноват, струсил, — умнее будет. Верно советую?

Михаил, задетый за живое, гневно посмотрел на Сандро. «Какое ему, комсоргу, дело? — подумал он. — Я же не комсомолец». Он вскочил на ноги и сказал:

— Я в твоем совете не нуждаюсь.

— Не горячись, — протянул руку Элвадзе. — У нас, в Грузии, так говорят: если очень сердишься, укуси свой нос.

— Сам укуси, у тебя он как морковка.

Элвадзе словно иглой кольнуло. В другом месте он схватил бы за грудь такого человека, который, вместо того чтобы каяться, спорит, насмешничает.

— Ай-вай!.. — покачал головой Сандро, положил руку на плечо Михаила. — Пойми же свою вину. Тебе ли теперь обижаться на нас? Поругаем — спасибо скажи: ума прибавится, дисциплины прибавится.

К конникам подошел Пермяков. Он набил трубку, прикурил, накрыв голову полой шинели, и, выдохнув дым, негромко сказал:

— Нет лейтенанта Хлопкова. Кто виноват в его смерти? — обвел он взглядом притихших казаков.

Елизаров боялся встретиться с его глазами. Ему казалось, что политрук сейчас скажет такое, что ему уж больше не придется держать клинок.

— Мы все виноваты: командира надо беречь в бою. Но больше всех виноваты вы, Елизаров, — медленно проговорил Пермяков. — Вы показали немцам спину, бросили пулемет, не подумали о командире. Есть боевая заповедь: «Сам погибай, а товарища выручай». Вы эту заповедь знали. Мы говорили о ней.


Рекомендуем почитать
Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

Сборник исторических рассказов о гражданской войне между красными и белыми с точки зрения добровольца Народной Армии КомУча.Сборник вышел на русском языке в Германии: Verlag Thomas Beckmann, Verein Freier Kulturaktion e. V., Berlin — Brandenburg, 1997.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Сильные духом (в сокращении)

Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.


Синие солдаты

Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.