А горбатого лишь могила исправит!
Бен осторожно спустился к подножию холма и направился в центр города по широкой, но почти пустой центральной улице. Лишь с полдюжины машин стояло у тротуаров.
Он сбросил скорость и нахмурился. Половина магазинов закрыта; в пустых витринах выставлены объявления «Сдается в аренду».
Группы молодых людей угрюмо подпирают стены рядом с кафе. Большинство курят. Некоторые сидят на тротуаре. Многие зло косились в его сторону, словно он не имел права ездить на таком шикарном автомобиле. Девицы просто глазели на него раскрыв рот.
Возможно, Амбер не слишком преувеличивала проблему безработицы. Санрайз и впрямь выглядел довольно убого.
Но это вовсе не значит, что она должна непременно строить магазин на месте бабушкиной фермы, возразил себе Бен. Как будто нет другого места! А действительно, где? Тут же закралась новая мыслишка. Бабушкина ферма — единственный незастроенный ровный участок на многие мили вокруг.
Его и без того уже мрачное настроение окончательно ухудшилось, когда он, свернув за угол последнего дома, увидел впереди шикарную белую машину, остановившуюся перед бабушкиными воротами, а рядом с ней хорошо знакомую длинноногую блондинку.
На часах и трех-то нет!
Бен сполна насладился тревогой в голубых глазах Амбер, когда он, заглушив двигатель и выбравшись из прохладного, благодаря мощному кондиционеру, салона на испепеляющую жару австралийского лета, встал, облокотившись на капот автомобиля, чтобы намеренно неторопливым взглядом оценить красоту нынешней Амбер.
Она выглядела виноватой — значит, понимает, что приехала подозрительно рано.
Да, ничего не скажешь, потрясающая женщина, даже в простеньком платьице в розовый горошек и с волосами, закрученными в пучок. Почему-то ему казалось, что Амбер приедет в строгом костюме, подчеркивающем ее высокое положение. В черном или в красном. В Сиднее деловые женщины обычно выбирают для официального костюма черный или красный цвет. Либо она не носит подобных костюмов, либо намеренно выбрала сегодня такой наряд по каким-то тайным причинам. Бен не мог не признать, что ее невинный деревенский облик взволновал его до глубины души и почти полностью обезоружил.
Его взгляд скользнул по ее босоножкам, открывающим розовые накрашенные ногти, потом медленно поднялся по голым загорелым ногам, останавливаясь на изящных икрах и прелестных коленях, прошелся по широкой юбке, перехваченной на тонкой талии пояском, и наконец остановился на груди.
Он все эти годы досадовал, что ни разу не коснулся тогда ее груди. Не обнажил ее. Хотя тысячи раз делал это в своих фантазиях и до той ночи.., и после.
Думать об обнаженной груди Амбер — гибель для него! И как бы в подтверждение этого его плоть непроизвольно дернулась. Бен испуганно поднял глаза, но, как назло, его взгляд задержался на сочных губах девушки, обведенных леденцово-розовой помадой. Он никогда не забудет вкус ее губ. Их аромат. Ну почему же он чувствует себя столь беспомощным теперь, когда оказался один на один с ней?
Амбер не могла поверить, что стоит здесь и позволяет ему вот так бесцеремонно разглядывать ее. С такой пугающей смесью презрения и желания. Но хуже всего была ее собственная физическая реакция. Сердце заколотилось. Кровь побежала быстрей.
Что будет, если он вдруг обнимет ее сейчас? Что ей делать? Эта мысль ужасала и одновременно очаровывала девушку. Она почувствовала, что лицо ее пылает от возбуждения, но это, похоже, лишь раздражило его.
— На воре шапка горит, не так ли? — насмешливо проговорил он, выпрямляясь. — Вернее, щеки.
Краска отхлынула от лица Амбер.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Бен засмеялся.
— Я в восторге, Амбер. Надеюсь, ты сгораешь со стыда? Я же просил приехать к четырем, а ты появилась на час раньше, несомненно в надежде завоевать расположение бабушки прежде, чем я смогу поговорить с ней.
— Вряд ли когда-нибудь наступит день, когда я буду сгорать со стыда перед тобой, Бен Синклер, — проговорила она, с подчеркнутым достоинством обходя свою машину.
Но руки тряслись, когда она распахнула дверцу и достала с сиденья коробку с яблочным пирогом.
Будь он проклят, этот Бен Синклер! Какое право он имеет судить ее столь строго, если его собственное поведение в ту ночь было ничуть не лучше, чем ее? И как получилось, что он заимел над ней такую власть? Не так уж он и хорош собой. Встречала она и более привлекательных мужчин. С более правильным профилем. С более красивым телом. Но что за чертовщина — один дерзкий взгляд этих страстных черных глаз, и она уже теряет рассудок.
Это несправедливо!
Скрип двери заставил Бена оглянуться.
Бабушка спускалась по ступеням, опираясь на палку.
Что, черт возьми, она делает с этой палкой?
Упала? Страдает от ревматизма или артрита?
Бен не знал. Он внезапно увидел все ее семьдесят девять лет. Слабое, худое тельце под дешевым цветастым платьем. Седые всклокоченные волосы, которым не помешала бы завивка. Стоптанные шлепанцы на ногах.
Весь ее вид символизировал неустроенную старость. Его сердце сжалось. Он почувствовал на себе взгляд Амбер и признал, что многие из ее обвинений оказались справедливыми. Да, он был эгоистом. Неужели трудно было догадаться, что бабушка расстроится, если он не приедет на Рождество домой?
