Притчи - [46]
— Боюсь, я не могу принять вашу аргументацию, — отвечал червь, немного высовываясь из норки, чтобы иметь возможность беседовать, но будучи готов мгновенно юркнуть обратно, — ибо хоть я и червь, но у меня столько же прав жить, сколько у вас. Ведь вместо того, чтобы уничтожить меня, вам следует быть моим другом, ибо я, как и вы, лишен глаз. Не являетесь вы и моим естественным врагом, ибо все живые существа имеют естественных врагов, созданных для того, чтобы смирять их вероломство и гордыню. Вы не крот, чтобы следовать за мною под землей, так почему вы ищете уничтожить меня? Когда вы говорите о высших существах, поедающих низших, я не понимаю вас. Об этом ничего не сказано в той святой книге, из которой я почерпнул свою веру. Я не вижу, как вы сможете доказать истинность своих слов. Человек, убивающий быка, делает это только затем, что из них он — более жадное и более жестокое существо. И если Бог пожирает всех людей — то есть принимает тленное в Свое нетленное тело — это означает лишь, что Бог способен переваривать весьма нездоровое мясо. Все великие религии мира учат, что все создания — не только высшие или низшие, а все — могут найти, если захотят, истинный путь, тот путь, который является тайной дорогой к вечному блаженству. Все существа наделены равным правом жить, и у всех есть равное право на спасение после жизни.
— Как осмеливается червяк, — вскричала курица в ярости, — говорить о спасении? Кусок грязи, ползущий в темноте на брюхе, который никогда не имел чести вести свой род от благородной испанской фамилии. Давай выползай наверх, я ни секунды больше не стану слушать твоей развратной болтовни! Подберись поближе, как тебе полагается, и стань моим обедом.
— Смею уверить, — отвечал червь самым вежливым тоном, тогда как курицын становился все больше сердитым, — что мои прародители старше и благороднее, чем ваш пернатый народ из Испании. В самом начале, когда липкий ил затвердел и стал землей, черви уже существовали. Но наша беседа привела нас к ничтожному бахвальству, ибо истинная религия была лучшим предметом для беседы, чем это самовосхваление, которое подобает скорее мужикам. Оба мы, полагаю, добрые христиане…
— Что? Червь — христианин? — закудахтала курица.
— А почему бы и нет? — ответил земляной червь. — Ведь, насколько мне известно, ни одно живое существо не ведет себя настолько по-христиански, как мы, черви. Нас часто находят в обителях мертвецов, ибо хорошо известно, что в некоторых почвах мы прорываем ходы на глубину от шести до восьми футов. Мы добираемся до могил по прямому указанию Бога и даже вступаем в ад, чтобы унять гордыню царей, которые не чувствуют свою смертность, пока не обнаружит, что мы их сестры и братья. Мы непритязательны и рады этому, ибо смерть для нас ничто. Мы не страшимся конца, как другие, ибо мы уже во прахе.
— От кого ты набрался этой чуши? — осведомилась курица.
— От Того, кто может научить всему, если захотеть, — от Бога, — ответил червь.
— Скажите пожалуйста! — закудахтала курица. — Тебе слово «Бог» кажется красным словцом, поскольку ты частенько его используешь, хотя, верно, ни разу не был в церкви, это уж наверняка.
— Я жил на кладбище, — тихо ответил червь, — и знаю конец человека, которого ты зовешь хозяином. Ведь его гордая надменность — верх глупости, и отчего люди считают, что они — венец мироздания?
— Потому что они держат домашнюю птицу, — с готовностью ответила курица, — а раз человек держит таких прекрасных птиц, как мы, то он просто обязан быть величайшим из всех созданием.
— О! — сказал червь. — Для человека было бы лучше, если бы в нем было меньше гордыни и высокомерия, ибо потрясение от распада может быть ужасно. Имей он мудрость червя, он был бы счастливее, ибо червь не считает свою жизнь чудом, а величайшим чудом считает Бога. Немного земли, просто чтобы утолить суточную потребность, — вот и все, что червю надо. Хотя, если сказать наверняка, когда он живет в огороде, где растет капуста, он отъест от нее, избегая, впрочем, предназначенную для соления и предпочитая сухие листья живым. Но, поскольку Господь Бог назначил всем Своим детям иногда радоваться, то когда червь попадает в хорошие края, он сам узнает, что для него хорошо.
— Вы только послушайте эту тварь! — воскликнула курица. — Он сейчас скажет, что радуется плотскому совокуплению!
— А почему бы ему не радоваться? — спросил червь. — Хоть мы и гермафродиты, нам позволено радоваться любви и самым лучшим утехам, хоть во время этих утех — увы! — нас часто пожирают наши враги — кроты. Но даже такой конец — приходящий временами — не заставляет нас отчаиваться или поворачиваться в наших норах и проклинать Бога. Мы живем благодарно, а когда умираем, то остаемся в земле, что вскормила нас, и становимся частью милостивой земной пищи. Один из первых уроков, которому нас учат в детстве, — это урок смирения. Нам говорят, что мы — ничто, и мы рады этому поверить.
— Конечно, это легко, — сказала курица, — червю-то!
— Но именно это ничто использует Господь, — ответил червь.
— А скажи-ка мне, — сказала курица, — раз ты так хвастаешься своей жизнью и принижаешь жизни людей, ты ведь не думаешь, что черви умнее домашней птицы?
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Гражданин города Роттердама Ганс Пфаль решил покинуть свой славный город. Оставив жене все деньги и обязательства перед кредиторами, он осуществил свое намерение и покинул не только город, но и Землю. Через пять лет на Землю был послан житель Луны с письмом от Пфааля. К сожалению, в письме он описал лишь свое путешествие, а за бесценные для науки подробности о Луне потребовал вознаграждения и прощения. Что же решат роттердамские ученые?..
Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.Фортунато был известным ценителем вин, поэтому не заподозрил подвоха в приглашении своего друга попробовать амонтиллиадо, бочонок которого тот приобрел накануне...
Эта книга представляет собой собрание рассказов Набокова, написанных им по-английски с 1943 по 1951 год, после чего к этому жанру он уже не возвращался. В одном из писем, говоря о выходе сборника своих ранних рассказов в переводе на английский, он уподобил его остаткам изюма и печенья со дна коробки. Именно этими словами «со дна коробки» и решил воспользоваться переводчик, подбирая название для книги. Ее можно представить стоящей на книжной полке рядом с «Весной в Фиальте».
«Зачем некоторые люди ропщут и жалуются на свою судьбу? Даже у гвоздей – и у тех счастье разное: на одном гвозде висит портрет генерала, а на другом – оборванный картуз… или обладатель оного…».
Поль Фурнель — журналист, дипломат, светский персонаж, спортсмен, и, тем не менее, известный во Франции писатель — активный участник УЛИПО («Цех потенциальной литературы», основанный Рэймоном Кено и Франсуа Ле Лионнэ), автор ряда романов и новеллистических сборников.«Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы» — самая популярная книга писателя, в которой с необыкновенной точностью и правдивостью, выверенной простотой и, порой жесткой, лиричностью, повествуется о мире девочек-подростков. Как выясняется, этот мир мало в чем отличен от мира взрослых (тому свидетельством — две другие книги, вошедшие в этот сборник) — разве что нет в нем ничего случайного или не заслуживающего внимания.