Та, которая укладывала ребёнка в постель и укрывала его, которая расплетала волосы и бесшумно ходила по комнате в чулках, казалась ему покойницей, вставшей в белом саване из гроба, чтобы сыграть в странную, бессловесную игру.
Когда она повернула к нему своё лицо, чтобы посмотреть, спит ли он, выдохнув воздух через молодой полуоткрытый рот, он разглядел под её кожей безгубые кости черепа…
Под внутренний стон, который он попытался заглушить, мужчина, впадая в глубокое оцепенение, успел дотянуться рукой и убрать в лампе огонь.
Близкое ему, милое создание стояло в темноте: от плеч до груди поверх белой рубахи струились тёмные волосы.
Сдерживая дыхание, женщина какое-то время смотрела на мужа, потом, подумав, что он заснул, удовлетворённо, по-матерински, кивнула головой.
Муж, действительно, погружался в бездонно-глубокий освобождающий сон, но его сознание на какой-то миг уловило этот кивок, задержавшись на нём, словно на благоухающей ветке. Молодой человек почувствовал, что улыбается… и ещё — что рядом на постели кто-то слегка шевельнулся… Потом он заснул.
Пробудился Гиацинт от того, что какой-то голос произнёс его имя.
Он выпрямился на постели, уже зная, что это начало.
Он услышал спокойное, размеренное дыхание жены и более учащённое дыхание ребёнка.
Мужчина встал, — кровать при этом не издала ни одного вздоха — оделся, и также беззвучно прошёл по коридорам. До него донеслось журчание ручья в ночи.
Его позвали — так вот откуда доносился голос!
Он перемахнул через окно во двор и вышел по росистой траве на улицу. Пустынная дорога, освещённая луной, сначала поднималась вверх, к лесу, а потом опускалась вниз, в угадываемую в темноте широкую долину.
Через некоторое время сверху донёсся шум: это было что-то среднее между журчаньем ручья и лёгким громыханием, совсем не похожим на звук воды, которая низвергается сверху и разбивается о подножие скалы.
Странный звук быстро приближался… вот он прорвался между елями, гигантскими в ночи, оглушил мощным топотом копыт, диким фырканьем и тяжёлым грохотом колёс.
Гиацинт увидел карету, ещё большую, чем у княжеского епископа в Бриксене. Упряжка поравнялась с ним.
Громадный кучер с мрачным, отливающим краснотой лицом, удержал четырёх тяжело всхрапывающих лошадей и рванул дверцу экипажа.
Шахтёр поднялся в карету и откинулся на спинку сиденья.
Четвёрка рванула с места — карета с грохотом покатилась дальше.
Заметки.
Его возвращение домой: через колодец, в спальню, с изменившимися глазами, перед рассветом, при первом крике петуха.
Цветы, покачивающиеся в утреннем воздухе.
В последнее время он чувствовал, что очень близок к мадонне в вуали, несущей в себе новую жизнь.
Воздух раннего утра, беременные звёзды.
Его возвращение к себе: в зеркале он видит лежащую женщину, озарённую первыми лучами солнца, но не узнаёт её.
На груди её шевелится живое сокровище.
— Я знала это — говорит женщина — гвоздики пламенели. И было ещё два знака: старшенькая читала по звёздам… и лебедя она видела.
Его губы произнесли одно лишь слово: «ТЫ…»
