«Притащенная» наука - [6]

.

В.Н. Ипатьев писал о Временном правительстве 1917 года, а разве нельзя то же самое сказать о современной нам власти? А коли так, то сколько же нам ждать того благословенного момента, когда все «особости» советской, да и российской науки останутся в прошлом, а книги на эту тему станут достоянием лишь историков знаний?

Не знаю…

И последнее. В 1999 г. Издательство Петербургского университета, о чем уже упоминалось, выпустило мою книгу «Наука под гнетом российской истории». Ее небольшой тираж мгновенно разошелся, и в 2002 г. мне было предложено напечатать дополнительный тираж книги. Но я высказал «встречное пожелание»: та книга перерабатывается, дополняется новым материалом и публикуется не второе ее издание, а практически новая работа. Дирекция Издательства пошла мне навстречу, за что я ей искренне признателен.

Глава 1 - Российская «притащенная» наука

Ум потек в Россию

Самые первые шаги официальной науки в России изучены весьма обстоятельно. Из многих сотен работ на эту тему мы упомянем лишь самые значительные [14]. Пафос всех этих трудов неизменен: благодаря гениальной дальновидности Петра Великого, наука в России состоялась; и хотя отношение к ней со стороны государства было неровным, она не только не зачахла, но, напротив, одарила мир великими открытиями и вписала в сокровищницу знаний имена многих национальных гениев. Само собой, своеобразным «центром тяжести» всех без исключения исследований по истории науки в России является величественная фигура Петра I.

На самом деле, в истории России, пожалуй, всего два деятеля соразмерны по масштабу позитивных деяний. Это Святой Владимир, который крестил Русь в X веке и тем самым, вырвав ее из языческого первородства, духовно приобщил к Византии и Европе, и Петр Великий, реформы которого окончательно прикончили дремучее Московское царство, привели к рождению Российской империи и к духовному единению с Европой добавили единение материальное: в культуре, технике, науке. После себя Петр оставил, если и не европейское, то вполне готовое стать таковым Российское государство.

Вот почему до сего дня фигура Петра I вызывает столь пристальный интерес историков, одних восторгая, других приводя в бешенство. Причем сама личность Петра «удивительно цельная» [15] и когда говорят о противоречивой фигуре российского преобразователя, то невольно лукавят: противоречив не сам Петр, противоречиво отношение к нему. Но еще С.М. Соловьев резонно заметил [16], что крайние оценки Петра: восторженная и хулительная – не исторические, а эмоциональные, ибо, следуя им, мы поневоле толкуем Петра как некую сверхъестественную силу, кометой пронесшейся по российским просторам, разворошившей все и удалившейся в Вечность. И до Петра была российская история, и до него были преобразователи. Более того, все они в определенном смысле трудились, чтобы сделать реальными его реформы. И все же без Петра радикальный слом русской жизни никогда бы не состоялся. Для этого были нужны его цельность, его ум, его фанатизм, его смелость и его жестокость.

По мнению В.С. Соловьева, Петр I своей властной и деспотичной рукой навсегда разбил нашу «национальную исключительность» и вернул Россию человечеству [17]. Точнее все же сказать – пытался вернуть, ибо Россия продолжает этому активно сопротивляться и в самом начале XXI века. А не смог он этого сделать потому только, что желание силой развеять миф о национальной исключительности лишь укрепило его корни в душах и умах людей.

«В Петре были черты сходства с большевиками – писал Н.А. Бердяев. – Он и был большевиком на троне» [18]. Это весьма точное наблюдение, потому оно и совпало у поэта (М. Волошин: «Ве-ликий Петр был первый большевик») и философа. Но сходство с большевиками, надо сказать, все же поверхностное – оно лишь в методах достижения цели. Но сами цели (а это главное!) диаметральные: Петр проводил реформы ради приобщения России к европейской цивилизации, реально существовавшей и манившей его своими бесспорными экономическими и культурными выгодами для России; большевики же не реформы проводили, а строили «светлое будущее», пытаясь втиснуть реалии в выдуманные их теоретиками абстрактные схоластические схемы, т.е. стремясь сделать живой реальностью мертвую утопию.

Свои реформы Петр двигал неистово, он сметал со своего пути всех, кто им противился. В итоге измотал себя и страну, но своего добился: Россия с величайшим напряжением, преодолевая инерцию, сдвинулась со своей исторической стоянки и тяжело поползла вслед убежавшей вперед Европе…

При Петре было принято несколько тысяч законодательных актов. Они касались всего. Не было ни одной сферы российской жизни, которая смогла избежать их вмешательства. Многие из указов царя были глубокими и дальновидными, некоторые – сиюминутными, эмоциональными и даже мелочными. Но любой из них был насквозь пропитан энергией и нетерпением автора. Нетерпеливость, пожалуй, наиболее характерная доминанта петровских преобразований. Пушкин не зря сказал, что у него сложилось впечатление, будто ряд указов Петра писан кнутом.

Когда нетерпеливость подавляет здравый смысл, то взор неизбежно устремлен в перспективу, и то, что делается на грешной земле, остается вне поля зрения. Начинание поэтому немедленно оказывается подражательным и на реальные процессы практически никакого влияния не оказывает. Именно таким стало одно из последних монарших повелений Петра: