Присутствие необычайного - [6]

Адвокат, позабывший в свою очередь, что перед ним убийца, незаметно втянулся в разговор.

— Как вы себе представляете освобождение от быта? — спросил он. — Вам ведь тоже необходима и крыша над головой, и прилично приготовленный обед, и чистое белье, и хороший костюм. Все это — быт, быт! У вас, наверно, есть девушка, которая вам нравится, с которой вы ходили в кино, на танцы.

— На танцы — редко, но ходил, — прямодушно ответил Хлебников.

— Ну вот видите… И, наверное, вы ко дню рождения вашей подруги или к Восьмому марта что-нибудь ей дарили — цветы, духи.

— Мы к Восьмому марта всем нашим женщинам в цехе делали подарки, — сказал Хлебников. — Разные, соответственно возрасту.

— А ведь это тоже быт… Праздники — тоже быт. И что можно возразить против того, что молодые люди, поженившись, устраивают себе квартирку по своему вкусу, оклеивают новыми обоями и всякое такое… покупают холодильник, разные предметы семейного обихода, тазики, кастрюльки…

— Нет, конечно, ничего нельзя возразить, наоборот, порадоваться можно, — сказал Хлебников со всей примечательной для него серьезной искренностью, — я сам помогал Пете Осокину, есть у нас такой в бригаде, ремонтировать его двухкомнатную. Жена Пети в родильном была, ну, а мы расстарались, и точно — оклеили новыми обоями.

— А вы говорите, надо освобождаться от быта…

Хлебников помедлил, в глубине его больших прозрачных глаз прошла тень какой-то интенсивной, азартной мысли.

— От засилия быта, всех этих мелочей — надо! Человек должен быть свободен для больших дел…

— Не все мы — для больших… Кому-то надо и маленькими заниматься, — сказал адвокат.

— Нет, гражданин адвокат! Не согласен… — решительно возразил Хлебников, — как посмотреть на маленькие дела? Вот, к примеру, постовой милиционер, который своей полосатой палочкой распоряжается… Большое дело делает или маленькое? А вот академик, который всех мотыльков и всех бабочек в лицо знает, и где живут, и сколько живут, — он, академик, с его точки зрения, занят важным делом. Ему почет, ему звание Героя, Золотая Звезда. А постовой милиционер зазевается, и бац! — труп на асфальте. Кто же из них двоих делает маленькое дело? Я так считаю, что нет маленьких дел. И какое бы оно ни было маленькое, на наш взгляд, но если человек вкладывает в него всего себя, если заботится, если переживает, он делает большое дело… По отдаче силы надо различать, большое дело делает или маленькое… Могу привести пример из нашего производства… Мы изготовляем, между прочим, такую хитрую машинку: чулочно-вязальный автомат… Уж давно освоили его, выпускаем на весь Советский Союз, получали благодарности — словом, делали большое дело. А сейчас сбой произошел, не скажу, в чем причина, в нашей плохой работе, должно быть, — даем много брака, чиним, возимся, не можем войти в норму. Словом, маленькое дело делаем.

И все это говорилось в тюрьме, говорилось молодым человеком, над которым висело страшное обвинение… Увлекшись разговором, он словно бы позабыл об этом.

— Новые обои — вещь приятная, красивая, но случается, что они противоречат… — заключил Хлебников.

— Что это вы? — подивился адвокат. — Какое же это противоречие — новые обои? Семья радуется…

— Бывает такая семья, что лучше б ее не было.

Последние слова вырвались у Хлебникова, и адвокат почуял в них что-то личное. Вероятно, здесь, в этом  с е м е й н о м  направлении, и надо было искать объяснение совершившегося.

— Какие же это семьи? Вы знаете их? — немедленно поинтересовался адвокат.

И Хлебников тут же замкнулся — промолчал, пожал плечами. Кажется, он испугался, что может проговориться.

— Встречались разные, — неопределенно ответил он.

На расспросы, где и как прошло его детство, он отвечал почему-то скупо. Он рано осиротел: отец его вернулся с войны инвалидом, несколько лет проболел, и сын, Саша Хлебников, родился незадолго до его смерти; вскоре умерла мать. Саша с младенчества жил у чужих людей, в семье соседа, вот и все, что удалось адвокату вызнать… Появление конвоира, пришедшего за подследственным, доставило тому заметное облегчение. Торопливо попрощавшись с адвокатом, он пошел, заложив за спину великоватые по сравнению с небольшим телом, мосластые рабочие руки.

Так же упорно уклонился он от расспросов, касавшихся его знакомства с убитым Сутеевым, театральным администратором. Заслуживало, конечно, внимания то, что жена Сутеева, Катерина Егоровна, и Хлебников были родом из одного села, больше того, она происходила из семьи, приютившей маленького Хлебникова. Но он опять-таки ничего не хотел говорить о том, как позднее, в Москве, когда Катерина Егоровна была уже замужем, относился он к ее семейству. «Заходил иногда, больше в праздники, хоккей смотрели по телевизору, девочку ее, Людочку, в зоопарк раза два водил… — отделывался он краткой информацией. — Об их семейной жизни ничего показать не имею».

Так, оттаивая душой в разговорах на высокие темы, Хлебников, как только речь приближалась к его преступлению, тотчас уходил в себя, прячась за одними и теми же, малозначащими фразами: «Поспорили мы в тот раз насчет футбола… Выпили и, слово за слово, поругались… Не помню, как схватил секач, топорик такой, им мясо разделывают». Он, казалось, тупел, и его взгляд становился невидящим.