Приступаю к задержанию - [10]

Неубранным оставался только один номер. Здесь жил Друянов. Леночка задержалась у двери и посмотрела на часы. Половина девятого, а он еще не выходил.

Она постучала, подождала минуту, приоткрыла дверь и громко крикнула:

– Можно?

Ответа не было.

Леночка стояла, испуганно оглядываясь, не зная, что делать. Прислушалась – в душевой тихо. Тогда, набравшись храбрости, Леночка вошла в маленький коридорчик, толкнула щеткой дверь. В образовавшуюся щель Леночка увидела пустую смятую кровать, стул и тумбочку с графином. Она сделала еще шаг. В номере никого не было. Друянова она увидела в балконную дверь. Он стоял, перегнувшись через перила, и смотрел вниз.

– Разрешите убрать, Александр Викентьевич? – громко сказала Леночка, с шумом опуская на пол ведро и щетку.

Друянов в ответ махнул рукой, кинул на кровать ключ с деревянной грушей и, неловко переставляя длинные ноги, быстро пошел по веранде к выходу.

Леночка вышла на веранду, посмотрела вниз, но ничего интересного не заметила.

Приходько?

Приходько сидел напротив, щурился и молча кивал головой. Не возражал, не возмущался, скучал. Контакт явно не устанавливался. Наконец он посмотрел на Виктора, безуспешно пытавшегося вывести его из этого состояния.

– Слушайте, товарищ, не знаю вашего звания. Вот я, к примеру, строю мосты, так?

Виктор напрягся, стараясь внимательно слушать, почувствовать собеседника. Заговорил – это уже много.

– Так? – продолжал инженер. – Когда у меня не получается, я вас не вызываю и вопросов не задаю. Бросьте, – остановил он Виктора, – не надо меня убеждать. И слова говорить не надо, я слов много слышал. Вы работайте, а я загорать пойду. Я ведь не отдыхал знаете сколько? А все, что знал, вчера рассказал. К тому же мои неквалифицированные умозаключения асов уголовного розыска интересовать не могут.

В голосе инженера звучала насмешка.

– Что ж, ваше право, – сказал Виктор. – Отдыхайте, если можете. Зарезали человека, а вы отдыхайте. Делите на ваше и наше.

– Я же просил – не надо слов говорить, – сказал, поднимаясь, Приходько. – Да как вы убийцу можете найти, если даже моего партнера по шахматам до сих пор не разыскали? Сыщики...

Он аккуратно прикрыл за собой дверь.

Оставшись один, Виктор отключил телефон, запер кабинет, сел в угол дивана. Что-то ускользало, что-то в этом разговоре настораживало. Равнодушие? Нежелание говорить откровенно, по душам? Это, к сожалению, случается. Но сейчас было еще что-то.

Виктор почувствовал, что Приходько чем-то восстанавливал против себя. Он начал вспоминать весь разговор. Даже пересел в кресло – начинать, так от печки. Мысленно посадил перед собой Приходько.

«Да он уголовник!» – мелькнула шальная мысль. И чем больше Виктор думал, тем больше убеждался в реальности своего предположения.

«Ну, не уголовник, – урезонивал себя Виктор, – но срок отбывал, и именно по уголовной линии». Манера сидеть, взгляд мимо, вроде смотрит в лицо, а глазами не встречается, недобрая усмешка. Раньше Виктор не видел этого. Все выступило только здесь, в кабинете, на этом стуле. Профессиональная привычка, выработанная годами, над которой человек уже не властен, которая живет самостоятельно, независимо от хозяина.

Сейчас становится ясно, почему не удается найти такого важного свидетеля. Если бы только этот шахматист существовал, его бы нашли наверняка. Но нет этого Петросяна. Нет, и все тут. Теперь Виктор уверен, что историю с шахматами Приходько выдумал с самого начала. Поэтому и держится так нагло, что боится. Нет у него алиби.

Друянов?

Виктору редко давали остаться одному. В кабинет его то и дело входили сотрудники. Они приносили рапорты о проделанной работе, рассказывали о том, что, по их мнению, могло хоть как-то прояснить ситуацию. Но картина оставалась все такой же неясной.

Часов в двенадцать к Виктору пришел следователь Фроленков.

– Виктор, кое-что есть, – начал он прямо с порога. – Ухватись за стул, а то упадешь.

Виктор недоверчиво посмотрел на собеседника и подпер голову рукой.

Фроленков улыбался и прятал что-то за спиной.

– Если обманываешь, – сказал тихо Виктор, – пойдешь под суд, как за нанесение тяжких телесных повреждений.

– Встречаю я на улице двух девушек, работающих в гостинице, – начал свой рассказ Фроленков. – Вижу – девчата шушукаются и на меня поглядывают. Я и пригласил их в кабинет. Поговорили. Прочти, – он протянул Виктору протоколы допросов. – Девушек я привел сюда, может, у тебя будут вопросы.

Виктор успел прочитать только первый протокол, когда в дверь постучали.

– Разрешите, – сказал утвердительно Друянов, входя в кабинет. Но, видимо, что-то его насторожило, так как он остановился и уже нерешительно спросил: – Совещание? Я помешал?

Виктор медленно поднялся с кресла. Он понимал, что ошибаться нельзя.

– Прошу вас, Александр Викентьевич, – Виктор указал на стул, – всегда рады. – Он, как вычислительная машина, просчитывал и тут же отбрасывал один вариант за другим. – Садитесь, я сейчас, – сказал он, так и не найдя четкого решения. – Вот только отпущу товарища, – и посмотрел на Фроленкова.

Тот устроился на диване и поднял возню с папиросами и спичками.

Виктор тоже закурил, взял протоколы, обсуждение которых прервал неожиданный визитер. Содержание протоколов делало фигуру Друянова центральной в развернувшихся событиях. Виктор дважды прочитал их и теперь раздумывал, как построить предстоящий разговор. Наконец он отложил бумаги в общую папку. К нему вернулась уверенность, присущая человеку, которому предстоит слушать, а не говорить.