Присказка - [4]

— Ну что ж ты, сынок, — говорила мать, утирая слезы, — я тебя уж не чаяла живым на этом свете увидеть, мы уж с отцом тебя похоронили.

— Филь, Филь, — дергала его сестренка за штанину, — а правда, что ты двух татар завалил? Правда, Филь?

— Да ладно вам, — говорил сдержанно отец. — Отдайте его Параске, она вон, бедная, вся поизревелась.

— А я ль не изревелась, — всхлипнула мать.

Тут подскакал сотский и, хмуря брови, спросил:

— Кто такой? Чей холоп?

— Да наш он, чей же еще, — ответил отец.

Крестьяне, обступившие их, начали объяснять, что это свой, из их села, Филькой зовут.

— Наш это, наш, — подтвердил, похлопывая Фильку по плечу, староста.

— А оружие откуда? — строго спросил сотский.

— Сам добыл, — ответил Филька, радостно улыбаясь. — Кто из татар мне его по доброй воле-то отдаст!

— Ну тады ладно, — сказал сотский и, громко прикрикнув на беженцев, — Не отставай! Поспешай! — ускакал в голову отряда.

Немного погодя, когда все успокоились, Прасковья рассказала, что отряд они встретили в лесу и привели дружинников в село. Татар порубили всех, ни один не ушел, а главный их, которого сперва взяли в плен, начал угрожать, что на подходе большое войско и что хан за своих батыров отомстит нещадно, но сотский не стал его долго слушать, а, сказав в ответ, мол, не лыком шита Русь, разрубил мечом пополам. А вот теперь все уходят к князю в город, князь войско собирает.

— Войско — это хорошо, — сказал Филька. — Я тоже в войско пойду. — Он похлопал по татарскому колчану.

Прасковья заглянула Фильке в глаза, но ничего не сказала, а только, продолжая идти рядом, прижалась сильнее к его плечу.

А Филька уже забыл про войско. Наши все целы, и это хорошо, — думал он. Но вот незадача: веревка! Как она а лесу оказалась? Корова-то ведь вернулась… С веревкой…

— Слышь, Прасковья, ты не помнишь, та корова, заблудившаяся, с веревкой вернулась, или без?

— Какая веревка, Филь? — Прасковья недоуменно взметнула брови.

— Да наша, с красной лентой. Помнишь? С нею корова пришла из леса, когда плутала, или без нее?

— Так, Филь, неужто я помню? — Прасковья виновато улыбнулась, прижалась к Филькиному плечу. — Филь, ты не серчай. До веревки ли мне сейчас. Тут от татар чудом спаслась…

— А где эта корова? — спросил Филька, оглядывая колонну. — Чего-то я ее не вижу. Прасковья вздохнула:

— Все, нету больше ее. Стрела в нее угодила… Староста добил, чтоб не мучилась. Боярин ругаться, наверное, нещадно будет… А, я вспомнила! На ней была веревка-то. Корову же к жердине привязывали…

Филька остановился:

— Была, говоришь?

Сзади на них налетели, толкнули, они стали мешать.

— Ну, чего встали-то?

— Татар дожидаться решили?

— Фильке, видно, мало двух-то, решил еще сотню положить!

Вокруг дружно захохотали. Филька спохватился, зашагал снова.

— Значит, Прасковья, слушай мужнин наказ, — заявил он неожиданно после недолгого раздумья. — Сейчас ты иди со всеми в город, а я сбегаю назад, в село. Надо кое-что посмотреть. Сдается мне, нечисто тут дело… Потом нагоню… или в город приду…

— Филь, ты что? — Прасковья вцепилась ему в руку. — Ты что удумал? Не пущу!

— Да мигом обернусь, вот увидишь. Не боись за меня, я шустрый! — Филька щелкнул тетивой лука и, отцепив-таки пальцы Прасковьи, выскочил из колонны. Оглянувшись, крикнул растерявшимся своим: — Идите со всеми в город! Я мигом, и стремглав побежал через лее в обратном направлении.

Если напрямую, то до села не так уж далеко, к ночи Филька рассчитывал быть со своими в городе. Он сам до конца не понимал, что его заставляет вернуться в село. Какое-то странное чувство не то тревоги, не то смутного неверия в случившееся бродило в душе. Что-то не то было во всем происходящем: корова вроде как вернулась, но точь-в-точь такая же задрана в лесу; и веревка… Две стало веревки, а была одна!

Приближаясь к селу, Филька принял все меры предосторожности, но ничего подозрительного не было — в лесу тихо, татары, видно, ушли. На окраине леса Филька остановился.

Села не было. На его месте чернели и кое-где еще дымились остовы изб. Стая воронья кружила над пепелищем, и больше никого, ни одной живой души. Ни татар, ни своих.

Филька перекрестился и, спотыкаясь, с трудом переставляя подгибающиеся ноги, заковылял через луг, через вытоптанные лошадьми огороды к ближайшей разрушенной до основания избе.

Кислый запах гари ударил в нос. В груди у Фильки похолодело. Вороны при его приближении поднялись с зловещим карканьем, закружились над головой; где-то завыла собака, тоскливо завыла, по покойнику.

Будто что подстегнуло Фильку, он через проулок выбежал на дорогу, разделяющую село на две половины, и замер, не веря глазам.

Возле опрокинутой подводы в дорожной пыли сидел староста. Он словно присел отдохнуть, прислонившись к ней боком, да и задремал на солнцепеке.

Филька ничего не понимал. Он же только что видел его на проселке, уходящим со всеми в город!.. Подбежал к нему, взял за плечо и отпрянул, увидев две стрелы, торчащие из спины. Потревоженное тело от прикосновения повалилось на спину, выгнулось из-за стрел, не дающих распрямиться, голова откинулась, подставляя обезображенное вороньем лицо солнцу.