Пришествие цивилизации - [10]

Они осторожно подобрались к перелазу и прислушались. Из-за стены донесся звук лопнувшей струны, кто-то сдавленно крикнул, а кто-то, уже другой, оглушительно захохотал. Йон встревожено переглянулся со Стригой, и они, не сговариваясь, бросились к стене.

Развалины замка были завалены невесть откуда взявшимися головешками и пеплом. Здесь было необычно сухо и теплее, чем по ту сторону стены, и сильно пахло гарью.

Камила они увидели сразу. Он лежал на спине, широко раскинув руки, а из горла торчала короткая и толстая стрела. Пыль, поднятая кем-то у коновязи, медленно садилась на мощеный булыжником дворик, а откуда-то издали, из пустого зева настежь распахнутых обугленных ворот, доносился удаляющийся топот копыт.

Йон пересилил себя и шагнул к Камилу. Камил лежал неподвижно, и вокруг его головы медленно растекалась лужа крови. Стрига, стоявший сзади, вдруг застонал, позеленел и опустился на корточки. Йон оглянулся на него, сглотнул слюну и боязливо притронулся к Камилу.

И тотчас словно что-то сдвинулось вокруг, исчезли головешки, пепел, обломки сланцевого камня… Только стена осталась стоять, да еще появились лужи.

Камил пошевелился, приподнялся и сел. Никого не узнавая, он окинул ребят пустым взглядом, затем осторожно провел рукой по шее и посмотрел на нее. Рука была мокрая и грязная, и больше ничего на ней не было.

— Ты… Ты чего? — выдавил Йон и почувствовал, как мурашки начинают бегать по телу. Не отрываясь, он смотрел на то место, где только что была лужа крови. Ни крови, ни стрелы в горле Камила не было.

Камил наконец осмысленно посмотрел на ребят. Минуту он молчал, затем у него задрожали губы. Тогда он подтянул под себя ноги, обхватил их руками и, так ничего и не сказав, уткнулся носом в колени и горько-горько заплакал…

ДИКАЯ ТВАРЬ ИЗ ДИКОГО ЛЕСА

Когда катер омохов, отчаянно тормозя покореженными дюзами, упал посреди леса, асклепи лежал на верхнем суку огромной сикойи. Жмурясь от полуденного солнца, он умиротворенно мурлыкал на всю округу. Боль ломаемых катером деревьев заставила его сжаться в комок; он ощетинился и зашипел.

Два катера — имперский торпедоносец омохов и минный заградитель хомов — встретились в пустоте средь неподвижных звезд. И завертелись звезды, и пустота наполнилась всполохами залпов орудий, шрапнелью веерных аннигиляционных зарядов, спиралями инверсионных следов торпед, оставляемых в пустоте продуктами горения химического топлива, а невидимые гравитационные удары заставили и без того бешеную карусель звезд вздрагивать и мигать от коробящейся метрики пространства. Бой закончился так же внезапно, как и начался. Получив пробоину в корме и расстреляв почти весь боезапас, катер омохов проломил метрику пространства и через топологический туннель выпал в атмосферу неизвестной планеты. После него в космосе осталась лишь голографическая копия, которую тут же в прах разнесли мины катера хомов.

Натипак с трудом отстегнул ремни противоперегрузочного кресла, дотянулся до тумблера и отключил истошно верещавший зуммер. Аварийное освещение заливало рубку управления багровым потусторонним светом, от чего чудовищный разгром в ней выглядел окончательным и полным: осколки взорвавшихся экранов кровавым хрусталем засыпали все помещение, за сорванными панелями в переплетениях коммуникационных систем искрили закороченные провода, из-за решетки вентиляционной шахты медленно выползал черный дым, а лопнувший радиатор кондиционера плевался хлопьями снежного пара. Соседнее кресло было завалено обломками внутренней обшивки, поверх которых покоилась погнутая хромированная стойка, вырванная взрывом из вентиляционной шахты. Под обломками, запрокинув голову на изголовье кресла, неподвижно сидел Толип. Даже в красном свете аварийного освещения его лицо было неестественно бледным.

Натипак вытер кровь с подбородка и включил интерком.

— Машинное, как дела? — спросил он.

— Отлетались… — глухо отозвался Кинахем.

— Орудийное, доложите обстановку!

— Осталась одна торпеда и два веерных заряда. Лазерная защита вышла из строя.

— Рубка связи?

Молчание.

Смахнув рукавом с пульта стеклянное крошево, Натипак отыскал на панели целый экран и подключил к нему систему внешнего обозрения. К его удивлению экран засветился, и видоискатель, пройдясь по панораме несуразно буйного леса планеты, показал корму катера с пробоиной на месте рубки связи.

«Значит, нас осталось четверо, — спокойно констатировал Натипак. — Четверо, если жив Толип».

Натипак был боевым офицером до мозга костей. Война с хомами, начатая еще до его рождения, сделала из него жестокого рационального исполнителя. Торпедоносец, которым он командовал, стал для него боевой единицей, команда — включая и его самого — пушечным мясом. Не колеблясь, он посылал солдат на смерть и шел в бой сам. Единственным смыслом жизни для него стало уничтожение хомов. И отступал он только тогда, когда такой возможности у него не было. Как в последнем бою.

Но бой еще не кончился — Натипак это прекрасно понимал. Уходя с поля боя, катер столь жестко проломил метрику пространства, что хомы без особого труда могли определить место пролома и вычислить направление топологического туннеля. Поэтому Натипак, проверив действующие системы торпедоносца, накрыл его маскировочным полем, а в трех километрах к северу создал в лесу фантом катера. Затем приказал орудийному отсеку обеспечить наблюдение за небом и только тогда встал с кресла и подошел к Толипу.