Пришествие цивилизации - [9]

Не веря своим глазам, он оглядел развалины, а затем медленно, на негнущихся ногах, начал спускаться вниз. Он почти подошел к перелазу, как услышал звяканье сбруи и похрапывание коней. Вначале Камил не поверил своим ушам, как только что не поверил глазам, прислушался, но тут какая-то лошадь заржала, не оставив никаких сомнений, и он, стремглав подскочив к стене, буквально взлетел на нее.

К обгоревшему столбу, который раньше поддерживал навес из жердей, были привязаны три лошади, но с первого взгляда было понятно, что они чужие. Вороные, блестящие, как из железа; крупы закрывали широкие белые попоны, а у одной был такой же белый нагрудник. И седла необычные и странные — с высокими раздвоенными луками.

Камил в надежде огляделся, но не увидел ни одной живой души. Дворик был захламлен битым сланцевым кирпичом, давно погасшими головешками и притрушен пеплом. И было здесь необычно сухо, словно дождь шел только по другую сторону стены.

Осторожно, чтобы не наколоть босые ноги, он спустился во двор и снова огляделся. Затем подошел к обвалившемуся углу замка и, по-прежнему не веря себе, не желая себе верить, прикоснулся к камню пальцами. К мокрым ладоням пристала сажа.

— Бортишек, — тихонько позвал Камил, но никто ему не ответил. Даже эхо. И тогда он понял, что никогда не отзовутся на его зов ни Бортишек, ни Марженка, ни Порту.

Сзади послышался шум, кто-то пьяно рассмеялся, и Камил, обернувшись, увидел, как из полуразрушенного погреба вылезли трое здоровенных дядек с окладистыми растрепанными бородами и в железных доспехах. Они увидели Камила и остановились. Затем один из них, рыжебородый, начал что-то гортанно говорить, посматривая на Камила, но двое других только отмахнулись и потянули его к лошадям. Рыжебородому это не понравилось, он вырвался, и тогда его товарищи, махнув на него рукой, пошли седлать лошадей.

Рыжебородый постоял немного напротив Камила, пошатался, словно обдумывая что-то, затем, покопавшись за пазухой, вытащил темный сухарь и, протянув Камилу, стал подзывать его как бездомную собаку.

— У-тю-тю-тю!

Камил высоко поднял брови, но с места не сдвинулся. Пьяница Шико со второго этажа тоже иногда пытался угостить конфетами, но он их никогда не брал.

— У-тю-тю-тю-тю! — сложив губы трубочкой, повторил рыжебородый и, шагнув вперед, споткнулся о груду тряпья. Он еле удержался на ногах, чертыхнулся и пнул тряпье ногой.

Тряпье как-то странно дернулось, из-под него высунулся карикатурно стоптанный сапог и Камил, охватив взглядом всю груду в целом, вдруг с ужасом осознал, что никакое это вовсе не тряпье, а Порту, хромой конюх Порту, только вот такой вот, тряпичный и неживой… На мгновенье глаза его застлала пелена, но она сразу же спала слезами злости и праведного гнева.

— Гад! — закричал он рыжебородому. — Га-а-ад!

Камил схватил булыжник и запустил ему в лоб. Рыжебородый взревел, пошатнулся и, выронив сухарь, схватился за голову. Корчась от боли, он размазал кровь по лицу и бороде. Наконец, оторвав руки от лица и увидев на них кровь, он разъяренно двинулся на Камила.

Камил снова бросил в него камень, но на этот раз попал в панцирь, и булыжник с глухим стуком отскочил в сторону, не причинив рыжебородому никакого вреда. Он хотел бросить еще, нагнулся в поисках булыжника, но тут заметил, что рыжебородый продвинулся к нему почти вплотную. Бежать было некуда, рыжебородый везде успел бы перехватить его, и тогда Камил, повернувшись к нему спиной, быстро юркнул вверх по развалинам.

Почувствовав, что добыча ускользает, рыжебородый недовольно зарычал и попытался было, сопя, последовать за Камилом, однако оступился и загремел доспехами по каменному крошеву. Вдобавок, Камил обрушил на него сверху увесистый обломок стены.

Казалось, рыжебородый уже не встанет. Но он все же выкарабкался из-под груды камней и долгим мутным взглядом из-под рассеченного лба уставился на Камила. Дружки его, сидя на конях, ржали во все горло, тыкали в Камила пальцами, науськивая какими-то выкриками, вроде: «Ату! Ату его!» — но рыжебородый лишь молча сплюнул себе под ноги и пошел прочь.

Камил подождал, пока он подойдет к лошади, и, выбрав булыжник поувесистей, спустился вслед за ним. «Это тебе напоследок», — сцепив зубы, подумал он.

Рыжебородый долго возился у седла и вдруг, с необычайной прытью выхватив из чехла арбалет, повернулся к Камилу. Камил уже занес руку, но бросить камень так и не успел. Что-то свистнуло в воздухе, ударило его в горло и швырнуло на землю. Последним, что он услышал, был довольный хохот рыжебородого, вскочившего в седло, и удаляющийся топот копыт.

На этот раз Йон-воевода не доверил слежку за Камилом Стриге и сам пошел с отрядом следопытов. Стрига шел сбоку, обиженно косился, сопел, но молчал. Да и говорить-то в разведке не полагалось.

Идти по следам Камила после двухдневного дождя было не трудно и, единственное, чего следовало опасаться, что Камил заметит их раньше, чем они его. Подходя к развалинам, Йон приказал удвоить бдительность, но Камила они так и не обнаружили. Впрочем, следы вели прямо в замок, к перелазу, и обратно не возвращались. Очевидно, он был еще там, если только не ушел другой дорогой.