Пришелец - [13]

Но прежде чем вступить в ряды охотников, Бэрг должен был взять себе жену и зачать младенца в ее лоне, чтобы род его не прервался, если сам он погибнет на охоте. Уставшие за ночь воины при входе в пещеру не зря потешались над ним, глядя, как он ворошит руками опавшие листья, вышаривая перламутровые скорлупки пустых раковин. Бэрг ни разу не видел Тингу, дочь вождя маанов Кламма, но его отец, при жизни дважды ходивший к людям, живущим в шалашах, за рыбьим зубом и кожами, успел не только присмотреться к ловкой красивой девочке, но и внести за нее залог: два копья с кремневыми наконечниками. Теперь, когда отца не было в живых, Бэрг должен был исполнить его волю и взять Тингу в жены.

Вечером в пещере у Подземного Озера собрались все мужчины племени, чтобы решить, кто отправится к маанам на этот раз. Про тех, кто ушел к маанам три луны назад с глиняными горшками, кремнями и мягкими теплыми шкурками соболя и куницы, не говорили. Только Унээт взял из очага дымящийся уголь, быстрым движением руки очертил на освещенной факелом стене профиль волка и несколькими штрихами изобразил у него в брюхе человеческую фигурку. Это означало, что стая волков выследила людей и те не сумели защитить себя от хищников. Один Янгор сказал, что надо позвать Гильда; пусть тот посмотрит в свою миску. Послали за Гильдом. Одноногий не стал упираться, но сказал, что не двинется с места, если с ним рядом не будет Эрниха. Условие донесли Унээту. Тот помолчал, выдернул из края мантии воронье перо, подпалил его на алых углях очага, понюхал, закатил глаза и кивнул головой в знак согласия. Гильда привели под руки. Эрних шел за ним с миской в руках, а когда старика усадили на покрытый медвежьей шкурой камень, спустился к Озеру, зачерпнул черной воды и, поднявшись, протянул миску Гильду. Охотники затихли и почтительно прикрыли глаза тяжелыми от красной глины веками. Лишь Унээт возвышался над Гильдом, скрестив на груди перехваченные кожаными браслетами руки, и сквозь прорези в маске глядел на темную круглую дыру в ладонях старика, поглощавшую даже пламя факелов, озарявшее пещеру дрожащими красными бликами. Потом он увидел, как из тьмы проступило подножие скалы, разбросанные по земле сучья, копья, луки, горшки, окровавленные клочья звериных шкурок. Видение пропало.

— Они не успели добыть огонь, — сказал Гильд, — их нет. Никого.

— Посмотри еще, — приказал Унээт.

Гильд опять склонился над глиняным кольцом. Из тьмы выступили две тонкие березовые верхушки. К ним было привязано что-то вроде узких мешков, свисавших вдоль стволов на длину человеческого тела. Вот одна из верхушек поплыла на Гильда, мешок стал заслонять собой редкий подлесок на опушке, и вдруг Унээт ясно различил вместо крупного узла на мешке истлевшую человеческую голову с пустыми глазницами и вырванной нижней челюстью. Все опять пропало.

— Мааны? — спросил Унээт.

— Не знаю, — сказал Гильд, — не вижу.

— Посмотри еще! — яростно прохрипел Верховный. — Пусть все видят! Янгор, Дильс, Алькор, ко мне!

Охотник и два воина подняли на Унээта изрубцованные глиняными знаками лица, выступили вперед и встали по обе стороны от Гильда, оттеснив Эрниха.

— Эрних! — позвал старик.

— Я здесь, — тихо ответил юноша.

— Зачерпни!

Он легко отвел рукой каменный торс Дильса и протянул Эрниху миску. Тот спустился к Озеру, вылил воду на его темную гладь и, зачерпнув новой, вернулся, дал чашу Гильду и почтительно отступил на два шага.

— Вернись! — остановил его старик. — Смотри сам!

Эрних занял место Гильда, взял в ладони плоский глиняный сосуд и так низко склонился над ним, что его длинные светлые волосы совсем занавесили неподвижную поверхность воды. Янгор хотел было протянуть руку и отвести их, но Гильд жестом остановил его.

— Видишь? — спросил Унээт.

— Да, — прошептал Эрних.

— Мааны?

— Нет, Верховный, мааны не разрывают человека, привязав его за ноги к двум березовым верхушкам…

— Знаю, — буркнул Унээт, — что еще ты видишь?

— Вижу следы на глине, — медленно проговорил юноша, — много следов, глубоких следов…

— Дван? — коротко спросил Верховный.

— Нет, — ответил Эрних, почти упав лицом в чашу, — они похожи на раннюю или позднюю луну, но совсем маленькие, как у ребенка…

— Кассы! — испуганно, как показалось Эрниху, выдохнул Унээт. Иссеченная следами глиняная площадка между березовыми стволиками растворилась в темной глубине чаши. Юноша поднял голову и закинул за плечи длинные пряди золотистых волос. Лоб его был покрыт крупными каплями пота, глаза блестели, тонкие ноздри заострившегося носа трепетали от напряжения.

— Хорошо, мой мальчик, — прозвучал в тишине голос Гильда, — очень хорошо!

— Что ты несешь, старый болван! — рявкнул Унээт. — Если кассы доберутся до нас, они убьют всех мужчин, разорвав их надвое березовыми верхушками! Тебя, одноногого, может, и не тронут, — добавил он, помолчав, — заберут в рабство, будешь крутить каменное колесо и лепить горшки, пока не сдохнешь!

— А если откупиться? — сказал Янгор.

— Чем? — Унээт стянул маску с большим вороньим клювом и посмотрел на охотника. — Горшками? Шкурами? Кремневыми копьями? Что они против копий и стрел кассов, против их кривых блестящих клинков, выделанных из неизвестного нам камня, острого и блестящего, как Священная Чаша на дне кратера?