Пришелец в земле чужой - [23]

— Почему бы и нет? Траве не больно. Она здесь именно для этого растет.

Смит подумал, что брат по воде не стал бы учить его дурному. Он решился пройти по траве и почувствовал, вник, что это на самом деле приятно, а трава не протестует. Марсианин включил чувствительность на максимальный уровень и понял: брат прав, трава предназначена для того, чтобы по ней ходили. Он попытался одобрить странное предназначение — человеку было бы так же трудно одобрить каннибализм, который для Смита был в порядке вещей.

— Хватит развлекаться, — сказала Джилл со вздохом. — Неизвестно, как долго мы будем в безопасности.

— В безопасности?

— Нам нельзя здесь задерживаться. Скоро начнут проверять всех, кто сегодня выходил из Центра.

Джилл задумалась, наморщив лоб. Ее квартира — плохое убежище, квартира Бена — тоже. Бен собирался отвезти Смита к Джубалу Харшоу. Но она не знает ни самого Харшоу, ни его адреса: он живет где-то в Поконосе, Бен говорил. Придется искать: больше идти некуда.

— Почему ты не счастлив, брат?

Джилл вздрогнула и оглянулась на Смита. Бедное дитя и не подозревает, как все плохо. Она попыталась оценить ситуацию с его точки зрения. Ей это не удалось, но она поняла: он не знает, что им нужно бежать… от чего? От полиции? От больничного начальства? Она не знала, что она совершила, какие законы преступила — всего лишь противопоставила себя большим людям, боссам.

Как объяснить Человеку с Марса, против кого они восстали, если она сама этого не знает? Есть ли на Марсе полиция? С ним говорить — что кричать в водосточную трубу!.. А есть ли на Марсе водосточные трубы? Или дождь?

— Не обращай внимания, — ответила Джилл. — Самое главное — делай, как я говорю.

— Да.

Неограниченное согласие, вечное да. Джилл вдруг почувствовала, что он выпрыгнет из окна, если она попросит. Она была права — он бы выпрыгнул и наслаждался каждой секундой падения с двадцатого этажа, а удар и смерть принял бы без удивления и протеста. И не понимал бы, что это смерть; его не научили бояться смерти. Если бы его брат по воде выбрал для него такой необычный способ дематериализации, он согласился бы с этим способом и попытался бы его понять и признать.

— Нам нельзя здесь оставаться. Мы поедим, я дам тебе другую одежду и мы пойдем. Раздевайся, — и отправилась изучать гардероб Бена.

Джилл выбрала дорожный костюм, берет, рубашку, белье, туфли и вернулась к Смиту. Он запутался в одежде, как котенок в клубках: рука и голова были связаны подолом платья. Он стал снимать платье, не сняв перелину.

— Батюшки! — воскликнула Джилл и бросилась ему на помощь.

Она сняла с него одежду и сунула ее в мусоропровод. Этте Шер она заплатит потом, а полицейским — в случае чего — не к чему будет прицепиться.

— А тебе, дружок, прежде чем одеться в чистое, нужно принять ванну. Они там за тобой совсем не следили. Пойдем.

Как медицинская сестра, Джилл привыкла к дурным запахам, однако как медицинская сестра, она была фанатичным приверженцем мыла и воды. Ей казалось, что Смита давно никто не мыл. Хотя от него не так уж сильно пахло, ей почему-то вспомнилась лошадь после скачек.

Смит с восхищением смотрел, как Джилл наполняла ванну. В палате К-12 была ванна, но Смит не знал каково ее назначение; его обтирали мокрой тканью, да и то редко: когда он впадал в транс к нему боялись притрагиваться.

Джилл проверила температуру воды.

— Отлично. Лезь в воду.

Смит смотрел недоуменно.

— Живо, — скомандовала Джилл, — лезь в воду.

Все слова были поняты, и Смит подчинился приказу, дрожа от волнения. Брат требует погрузить в воду все тело! О такой чести и не помышлял. Он не помнил, чтобы кто-либо вообще удостаивался такой привилегии. Смит начал понимать, что эти другие состоят в более близких отношениях с влагой жизни. Это невозможно понять, но нужно принять.

Смит погрузил в воду одну дрожащую ногу, потом другую… и нырнул в ванну с головой.

— Эй! — закричала Джилл и вытащила его голову на поверхность. Ей показалось, что он мертв. Боже милостивый! Не успел же он за это время захлебнуться. Испуганная, она стала трясти Смита.

— Смит! Очнись же! Очнись!

Издалека Смит услышал призыв брата и вернулся. Глаза его заблестели, сердцебиение ускорилось, дыхание восстановилось.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила Джилл.

— Мне хорошо. Я очень счастлив… брат мой.

— Ты меня перепугал. Не ныряй больше. Как сейчас сидишь, так и сиди.

— Да, брат мой, — Смит добавил еще что-то на своем языке, зачерпнул ладонью воду так бережно, как будто это было жидкое золото, и поднес ее к губам. Прикоснувшись к воде губами, он протянул руку Джилл.

— Что ты делаешь? Не пей эту воду! И я ее пить не буду!

— Не будешь пить?

На его лице выразилась такая беспомощная обида, что Джилл растерялась. Подумав, она нагнулась и коснулась воды губами.

— Спасибо.

— Пусть тебе никогда не придется испытать жажду!

— Желаю того же и тебе. Но не пей, пожалуйста, эту воду. Если хочешь пить, скажи, я дам тебе другой воды.

Смит с умиротворенным видом откинулся назад. Джилл уже поняла, что он еще не принимал ванны и не знает, чего от него хотят. Конечно, можно было его научить, но время дорогое! А, ладно! Это хотя бы не так противно, как возиться в больнице с брюзжащими стариками. Джилл сняла блузку, чтобы не промочить, и повесила на плечики, складки плиссированной юбки пропитаны специальным составом, но лишний раз мочить юбку не стоит. Джилл сняла и ее, осталась в бюстгальтере и трусиках.