Пришелец в земле чужой - [148]

— Я бы решил, что спятил.

— Правильно, потому что человеческие души не разгуливают по земле после смерти. Если кто-то видит образ умершего, считается, что он галлюцинирует. На Марсе либо все галлюцинируют, либо души умерших живут рядом с живыми. В детстве меня учили придерживаться второй версии, и весь мой марсианский опыт доказывает, что она верна, потому что эти самые души составляют самую многочисленную и привилегированную часть марсианского населения. Живые, материальные марсиане — это дровосеки, водоносы и другая прислуга.

Джубал кивнул.

— Понятно. И ты боишься, что они разрушат Землю?

— Не обязательно, — покачал головой Майк. — Они могут попытаться переделать нас по своему образу и подобию.

— А ты как, не возражаешь, чтобы нас взорвали?

— Я понимаю, что это зло. Но по марсианским понятиям, мы сами зло. Мы не способны друг друга понять, мы причиняем друг другу несчастья, мы воюем, болеем, голодаем. Мы безумцы. И Старшие Братья милостиво убьют нас, чтобы мы не мучились. Я не знаю наверняка, примут ли они такое решение: я не Старший Брат. Если и примут, то пройдет, — он задумался, — минимум пятьсот лет, прежде чем они начнут действовать.

— Да-a, наши судьи не думают над приговорами так долго.

— В том-то и состоит разница между марсианами и людьми, что люди всегда спешат, а марсиане — никогда. Если Старшие Братья в чем-то усомнятся, они отложат вынесение приговора на сто, двести, пятьсот лет.

— В таком случае, сынок, тебе не о чем беспокоиться. Я думаю, что в ближайшие пятьсот — тысячу лет люди научатся договариваться с соседями.

— Возможно. Хуже будет, если Старшие Братья решат не убить нас, а перевоспитать. Этим они тоже убьют нас, но отнюдь не безболезненно. В этом я вижу еще большее зло.

Джубал ответил не сразу.

— Не этим ли ты занимаешься, сынок?

— Я с этого начинал, — с огорченным видом признался Майк, — а теперь хочу исправить. Я знаю, отец, что ты разочаровался во мне, когда я вступил на этот путь.

— Всякий волен жить по своему усмотрению.

— Да, каждый должен приходить к пониманию самостоятельно. Ты есть Бог.

— Я не могу принять этого назначения.

— Ты не можешь от него отказаться. Ты есть Бог, я есть Бог, все живое есть Бог, поэтому я есть все, что я видел, слышал, пережил. Я все, во что я вник. Отец, я видел, как ужасна жизнь на этой планете, и думал, что я в силах ее изменить. Людей не учат в школе тому, чему я хотел научить их, и я решил преподнести им это в форме религии, сыграв на их любопытстве. Кое-что мне удалось. Марсианская дисциплина оказалась не слишком трудной для усвоения. Видишь, сколько нас, как мы едины. Это уже большая победа. Нам даровано величайшее счастье: мы делимся на мужчин и женщин. Вполне возможно, что романтика физической любви присутствует лишь на нашей планете. Если так, то я сочувствую остальной Вселенной. Что может сравниться с единением тел и душ, с радостью дарения себя и получения ответного дара? На Марсе ни я, ни кто-то другой не испытал ничего подобного. Мне кажется, именно любовь делает нашу планету такой богатой и прекрасной. Если человек соединяется с другим человеком лишь телом, но не душой, он остается по-прежнему девственным и одиноким, как будто не соединялся вовсе. С тобой такое бывало, я это понял по тому, как ты боишься рисковать. Ты вник в это раньше меня и без помощи марсианского языка… Дон сказала, что не только ваши тела, а и души были вместе.

— Эта леди несколько преувеличивает.

— Дон никогда не ошибается, если речь идет о любви. А кроме того, прости, мы были с нею — в ее душе, и сливались с твоей.

Джубал почему-то воздержался от признания, что у него иногда, а именно в моменты одновременного единения тел и душ, просыпались телепатические способности. Правда, он читал не мысли, а эмоции. Он пожалел, что ему уже так много лет. Будь он хотя бы на пятьдесят лет моложе, Дон не пришлось бы ставить слово «мисс» перед фамилией: он решился бы на новый брак, несмотря на прежние неудачи. А прошедшую ночь он не променял бы на сто лет жизни. В сущности, Майк прав.

— Я слушаю вас, сэр.

— Соединение мужчины и женщины не должно происходить без любви, но тем не менее очень часто происходит. Происходит насилие или совращение — игра, подобная рулетке, только еще более бесчестная. А потом — проституция, одиночество — добровольное и вынужденное, страх, вина, ненависть; дети, вырастающие в убеждении, что секс — это что-то плохое, постыдное, животное. Величайшая ценность, которой обладает человечество, искажена, извращена и представлена как величайшее зло.

Всему причиной — ревность. Я долго не мог этому поверить. Джубал, я до сих пор до конца не понимаю ревности, она кажется мне безумием. Когда я впервые испытал любовный экстаз, моим первым порывом было желание разделить его сразу со всеми братьями: с женщинами непосредственно, а с мужчинами через женщин. Я пришел бы в ужас, если бы мне предложили забрать все счастье себе. Вместе с тем мне не приходило в голову испытать эту радость с тем, с кем я еще не сроднился. Я физически не способен любить женщину, с которой не разделил воду. Не я один: никто в Гнезде не испытывает физической любви, если не испытывает духовной.