Пришельцы - [10]

    Гриша все двигался сбивчивым шагом вдоль стульев, выстроенных шеренгой у стены, рот его был слегка приоткрыт, и руки он прижимал возле сердца с выражением, слегка испуганным, но больше, пожалуй, удивленным.

    - А то, понимаешь, совсем распоясались! - последние слова Ненашев произнес тоном чуть ли не радостным, потому что по его закаменелой шее и вверх по затылку пошли теплые токи, в ушах нежно зазвенело, стало слышно, как в приемной у Гали играет радио. Ненашев уже знал: слева, в самом углу кабинета, кто-то сидит и что надо в ту сторону повернуть голову, он ее повернул - с затаенным дыханием. В углу действительно сидел товарищ в серой спортивной курточке и серых же штанах, чуть заметно блестевших. Было такое впечатление, будто костюм незнакомца слегка занялся инеем.

    - Вы ко мне? - привычно осведомился председатель и закашлялся, озадаченный: чуть ли не все лицо гостя, мертвенно бледное, закрывали черные очки, которые пугали: за ними, казалось, была пустота - холодная и злая. На голове неизвестного - Ненашев как-то еще не верил, что это и есть пришелец - была шапочка, тоже черная. "В Индонезии президенты такие носят, - подумал Сидор Иванович. - По телевизору показывали".

    - По какому вопросу, извините? Я как-то не видел, когда вы вошли, с Витькой тут схлестнулся, понимаешь. Непутевый парень, Витька-то.

    Гриша Суходолов наконец обрел дар речи, он присел на стул и сказал с веселостью:

    - Так это ж с Монашки представитель!

    - С какой еще Монашки?

    - Так с горы ж!

    - Аа-а... Здравствуйте тогда! Добро, значит, пожаловать.

    - Здравствуйте, - каким-то машинным голосом ответил незнакомец и не пошевелился, в очках его, больших, как фары, отражались окна, улица и редкие прохожие на ней: там опять шла старуха с тазом, в тазу было прополосканное белье. "Неразговорчивый! - отметил про себя председатель. - И важности полон".

    - Требуется время для адаптации, - добавил спустя некоторое время высокомерный инопланетянин.

    - Понятно! - с оживлением ответил Сидор Иванович и увидел на очках пришельца следующее: вдоль улицы на телеге везли гроб.

    - Я забыл тебе сказать, Григорий, у нас ведь беда:

    Никита Лямкин приказал долго жить!

    - Чего это он!?

    - Вы пока адаптируйтесь, товарищ, а мы тут про свое потолкуем. - Ненашев вежливо кивнул инопланетянину (извините, мол, но тема неотложная!) и поворотил лицо к бухгалтеру. - Жил никчемно и помер смешно. В бане они мылись с Витькой Ковшовым, с буровым мастером. Последнее время задружили что-то. Да. Сидел будто это Никита Лямкин на полке и говорит будто Витьке-то: "Хошь, помру сейчас?" Тот в ответ: "Ну, и помри - для разнообразия". Лямкин ведро воды на себя будто вылил и покатился вниз, уже бездыханный. Витька почти голяком (ошалел парень!) ударился по селу людей кричать, фельдшер Сарафанов подоспел, пульс пощупал - действительно, окачурился. Жена Варя (хорошая женщина, и что она в нем нашла, в Никите-то;) - в слезы, уколами только и держится. Жалко ее - работящая, добрая, понимаешь, а вот дураку досталась. Так ведь всегда бывает, - Ненашев с печалью покачал головой и уставил палец в окошко: - Вон хоронят. Передавали Варину просьбу: пусть, мол, председатель придет, речь скажет у могилы. Уважить бы человека не мешало, так что я скажу? Нет у меня про Никиту Лямкина хороших слов!

    - Сердечный приступ, наверно? - сказал бухгалтер Гриша Суходолов. - В бане нельзя водку пить, я где-то читал. - У Суходолова тоже не нашлось сочувствия к судьбе забубенного Никиты.

    - Не пили вроде, не успели еще.

    - Тогда совсем не понятно.

    Пока бухгалтер с председателем обсуждали новость, пришелец встал, подошел вкрадчивым шагом к окну и снял свою круглую камилавку, какие носят в Индонезии президенты. Под чудным головным убором скрывалась белая коробка, похожая на шкатулку, и внутри той шкатулки что-то мельтешило - и поблескивало. "Компьютер там у него, наверно?" - подумал без удивления Ненашев и окинул взглядом похоронную процессию. Телега, на которой возвышался гроб, была накрыта большим ковром в желтых цветах. Ненашев вспомнил, что год назад он достал десять талонов на эти самые ковры и один талон на правлении решено было выделить Варваре Бровкиной, одной из лучших доярок колхоза и сожительнице покойного. Председатель раздосадовался про себя, что тут вот человека хоронят, неважно какого, а он про талоны вспомнил. "Совсем зачерствел я на этой проклятой работе!" Если честно, то председатель все-таки пожалел прекрасный ковер, края которого теперь терлись о грязные колеса, и - отвернулся от окна. Из коробки пришельца, пристроенной каким-то хитрым способом над самой макушкой, безволосой, кстати, прыснул синий огонь, и на лице Гриши Суходолова сразу написалось изумление. По первости ничего особенного не замечалось, из гроба торчала борода Никиты, широкая и натеребренная ветром, видны были еще брови, черные и сердито насупленные, угадывалось и бледное лицо. Все было, словом, как и мгновение назад. Но вот борода вроде бы вытянулась, показалось из-за кромки гроба ухо, потом Никита сел и легко выпрыгнул на поляну. Лошадь, что везла гроб (на второй телеге была красная крышка), сперва запряла ушами, потом ударила махом, ковер пополз косо и свалился наземь. В следующее мгновение Никита Лямкин уже вырывал у музыкантов барабан (покойного сопровождал духовой клубный оркестр), чтобы, видимо, врезать зорьку в честь своего воскрешения, а народ, проявивший сочувствие вдове; рассыпался окрест с рекордсменской скоростью.