Приобретут весь мир - [266]

— Удивление может быть взаимным, Ланни.

— Тем лучше, я поеду в Москву, как только ты сможешь организовать поездку, и я подожду там, пока ты не узнаешь, состоится ли эта встреча.

Ланни заметил, что русские, с которыми он встречался, редко заводят разговор о главе своего правительства, а когда другие его заводили, то они говорили сдержанно. Он не был удивлен, обнаружив, что даже его откровенный дядя проявляет беспокойство. — «Ты понимаешь, Ланни, это большая честь, которую тебе оказывают. Сталин почти никогда не видит иностранцев, за исключением специально аккредитованных дипломатов».

«Я ценю это, дядя Джесс». Ланни продолжал улыбаться. — «Я сделаю все возможное, чтобы не повредить твоему положению здесь».

— Дело не в этом, мой мальчик, я старик и не думаю, что буду выполнять свою нынешнюю работу очень долго, но я хочу остановить немецкое наступление этой весной. Наше положение отчаянное, и нам очень нужна американская помощь.

— Я согласен, дядя Джесс, я расскажу всё, что я узнал здесь, и все, что ваш начальник считает нужным доверить мне.

— Не стесняйся говорить с ним о Рузвельте?

— Я не вижу никаких причин, почему я не должен. Я уверен, что если бы у меня была возможность спросить Ф.Д.Р., он предложил бы мне рассказать все, что я знаю.

«Хорошо», — сказал старый красный боевой конь, успокоившись, — «я посмотрю, что можно сделать».

«Дай понять, что я не ищу встречи», — предложил агент президента — «Полагаю, я так будет лучше».

«У тебя не было бы шанса получить это по-другому», — ответил дядя.

II

Самолет в Москву был скорым. Он вылетел поздно днем и через четыре часа он опустил их в аэропорту в темноте. Они снова будут под бомбами, как они были в Гонконге, в десяти тысячах километрах отсюда. Их попутчики по рейсу были официальными лицами, в основном в форме. В настоящее время другие на самолетах не летали. Они не располагали к общительности, и американцы сидели со своими мыслями.

Их отвезли в Гостевой дом Наркоминдела, а это означало, что их подняли на вершину социальной лестницы. Это был буржуазный особняк старых времён на улице под названием «Мертвый переулок» [102]. Их разместили в элегантном апартаменте. И они с удовлетворением обнаружили, что здесь всё работает. Не просто туалеты и водопроводные краны, а колокольчики, дверные замки и ящики у бюро. В чернильницах были чернила, и ручки не царапались. Одним из их первых приключений был очень серьезный мажордом, который представил им список продуктов, занимающий четыре страницы мимеографированного текста. Мажордом попросил их изучить его и отметить те предметы, которым они отдали предпочтения.

Они были чрезвычайно скромны в своих требованиях. Они судили советскую революцию по стандартам Яньаня, но они обнаружили, что революция через четверть века может быть чем-то еще. Все продукты, которые они попросили, были им предоставлены, и хозяева настаивали на добавлении ряда дополнительных услуг, в которые входили четыре приема пищи в день, и три из них по четыре блюда. Им было очень трудно убедить старомодного мажордома, что они не могут пить шампанское за завтраком. Русское гостеприимство, о котором они столько слышали, грозило сокрушить их после двух или трех месяцев риса и репы.

Кульминация произошла, когда их хозяева обнаружили, что собирались выйти и осматривать достопримечательности Москвы, одетые в овчинные пальто, которые они купили в Хэньяне и носили в любую погоду, ездили в них на ослах и спали в них на k'angs. Благородная и воспитанная барышня, которая была назначена в качестве сопровождающего, сообщила им, что их следует отвезти в один из складов, где Советы хранят свои меха, и снабдить их пальто и шапками, соответствующими марту месяцу на широте 56 градусов северной широты. Когда они запротестовали, что они никогда не владели такой роскошью и не могут себе этого позволить, им сказали шокированным голосом, что они получат их в качестве подарков. Когда они сказали, что они не могут принять такие дары, им сказали, что если они этого не сделают, то сильно обидят своих хозяев. Когда они спросили, что они сделали, чтобы заслужить такую щедрость, ответ был следующим: «Вы наши друзья, и вы отправитесь по Архангельскому маршруту, а там очень холодно». Оказалось, что они должны иметь не просто пальто, но и шапки и валенки. И когда они пытались взять менее дорогие сорта, им сказали, что они «зарезервированы» и что они должны взять лучший сорт.

Когда они остались одни, Ланни сказал жене: «Существует вероятность, что меня могут попросить переговорить с особенно важным человеком. Я должен был дать слово, что не назову его только другому важному человека в Вашингтоне. Ты должна меня простить».

«Я всегда буду прощать тебя», — ответила она, а затем, сверкнув своими ярко-карими глазами: «Если я буду уверена, что эти важные люди относятся к твоему полу, а не к моему».

Ланни заверил ее: «До сих пор так и было. Единственным исключением была любовница премьер-министра Поля Рейно. И она, бедная растерянная душа, погибла в автомобильной катастрофе. Она собиралась отправить меня к королю бельгийцев остановить Блицкриг. Но мы опоздали. Это была подозрительная тайная встреча, но там присутствовал старый Петен, поэтому встреча стала респектабельной».