Приобретут весь мир - [229]

Леди из Балтимора с любопытством смотрела на него. — «Ты, наверное, ссылаешься на то, о чем я не знаю».

— Это то, о чем я начинаю рассказывать. Через год или больше после моего развода с Ирмой я тайно женился на женщине из немецкого подполья. Никто не знает об этом, кроме моих друзей Рика и Нины в Англии. Её звали Труди Шульц, и я знал ее в течение многих лет в Берлине, она и ее муж сражались с нацистами, и нацисты его схватили. Я помог Труди бежать, и она жила в Париже. Я обычно навещал ее там. Если бы наша связь стала известна, это уничтожило бы нас обоих. Потом она исчезла, и я узнал, что нацисты схватили ее и держали её в замке, который они арендовали недалеко от Парижа. Я почти прикончил себя, пытаясь спасти ее, но опоздал.

— Что с ней случилось?

— Они тайно вывезли ее в Германию. А потом я смог обмануть Руди Гесса и узнал, что она умерла в концлагере Дахау. Все произошло, прежде чем я встретил тебя.

— Какая ужасная история! Я начинаю понимать, почему ты не говоришь легко о третьем браке.

— Я не мог заставить себя просить тебя жить такой жизнью, какой я был обязан жить. Если станет известно, что я муж 'Мэри Морроу' или даже ее друг на любых условиях, то моей работе придёт конец. Ты была раздражена всеми мерами предосторожности, которые я предпринимал, но я заверяю тебя, что они были необходимы.

— Позволь мне сказать кое-что, Ланни, прежде чем ты пойдешь дальше, я не хочу ответа, и тебе не нужно говорить ни слова. Я просто хочу, чтобы ты знал, что у меня есть предположение относительно той поездки в Покипси, и что там было.

— Я сказал тебе, что это была работа с картинами.

— Ты это сказал, и, конечно, ты должен продолжать так говорить. Однако я сидела в темном кинотеатре, смотрела очень глупый фильм, и я подумала, он не будет продавать картины всего за день или два до отправления в опасную миссию. В этой части страны есть только один человек, которого можно посетить в такое время. Но, конечно, я должна была притвориться, что не догадалась. Пожалуйста, пойми, что я никогда не открывала рта об этом никому, кроме тебя, и никогда не буду.

«Давай остановимся на этом», — сказал он, — «и вернёмся к теме любви».

VIII

Лорел Крестон могла догадаться о большей части этого «серьёзного разговора», который он подготовил. Но ни одна женщина не хочет догадываться об этом, она хочет это услышать, и ей никогда не надоедает это. По крайней мере, если это говорит правильный мужчина.

«В моей жизни у меня было пять любовных историй», — сказал он ей, — «и когда-нибудь я расскажу тебе о них. Две женщины умерли, а остальные трое оставили меня, предпочтя то, что они считали для себя высшим предназначением. Одна стала звездой сцены, а другие стали графинями. Я не смог бы помочь никому из них достичь их избранного предназначения. Из тех двух настоящих и бескорыстных любовных отношений, которыми я наслаждался, я многое получил, и ты можешь воспользоваться моими знаниями, если захочешь. Это может быть полезно тебе как писателю, если не как жене».

«Обязательно расскажи мне», — ответила она.

— Я не отношусь к любви как к пожирающему пламени или чему-либо такого экстравагантного сорта. Возможно, это так, но я не хочу этого. Я думаю о любви как о партнерстве в какой-то стоящей работе, и я считаю, что основой этого является честность и добросовестность, а также взаимность интересов или, во всяком случае, уважение интересов друг друга, какими бы они ни были. Я думаю, что любовь можно приготовить, как можно приготовить торт, при условии, что знаешь рецепт и имеешь правильные ингредиенты. Мужчина и женщина соглашаются помогать друг другу, заботиться друг о друге, пытаться понять потребности и вкусы друг друга. И если они так сделают и будут честными и откровенно при этом, между ними вырастет любовь. Истинная и прочная любовь — это, в основном, общий опыт.

— Другими словами, Ланни, ты пытаешься сказать мне, что теперь ты меня не любишь, но ты сможешь, если попробуешь?

— Ничего подобного, дорогая. Я имею в виду, что не покрываю торт глазурью до тех пор, пока его не приготовлю и не испеку. Много раз я хотел любить тебя, и много раз я говорил: 'Нет, ты не имеешь право думать об этом. Ты не имеешь права предлагать ей это. Ты не имеешь права мучить себя этим. Ты не имеешь права иметь жену, пока ты…' Вот, таким я был.

— Ты больше не такой?

— Мне осталось три месяца отпуска, может чуть больше, как я смогу вернуться на работу. Я сомневаюсь, что после того, что случилось со мной в Галифаксе, я снова смогу вернуться в Нацилэнд. Я продолжу бороться с фашизмом и нацизмом. Но, возможно, эта борьба будет отличаться от того, что я делал раньше. И это может позволить мне иметь жену и лелеять ее, а не скрывать ее, как если бы она была преступницей.

— Итак, ты еще не полюбил меня, но можешь начать, если позволишь себе.

— Не будем спорить о словах, дорогая, я думаю, что ты прекрасная личность. Ты мудра и добра…

— Нет, я не добрая, Ланни! У меня острый, сатирический язык.

— Да, но ты разишь им моих врагов. У нас общие взгляды, и я видел, что ты испытана огнём. Я знаю, что ты можешь сделать меня счастливым. Вопрос в том, могу ли я сделать тебя счастливой. Это лучше?