Принеси мне, Санта, антидепрессанты - [13]

Максим накрыл мой рот своим, врываясь в него языком, стиснул пальцы на моей заднице и принялся трахать так, как обещал когда-то своими поцелуями. Яростно, быстро, почти полностью выходя и вновь врываясь на полную длину, завоевывая мой рот, завоевывая мое лоно, подчиняя всю меня своему бешеному напору и пульсирующему ритму.

Я только царапала его плечи, вскрикивала, стонала, шептала: «Мамочки!», забывая дышать, дрожала от невыносимости наслаждения, которая волнами прокатывалась по моему телу.

Первый взрыв огня внутри не заставил себя ждать. Я откинула голову и зарыдала во весь голос от забытых ощущений, когда страстный мужчина доводит тебя до пика наслаждения своей дорогой, точно зная, куда идти.

— Еще, пожалуйста, еще… — шептала я, зарываясь пальцами в светлые волосы, но Максим даже не думал останавливаться. Его не нужно было упрашивать. Он ускорил темп, зарычал и стал вбиваться в меня так, что все тело содрогалось от глубоких толчков.

— Нина, Нина, Нина… — как заведенный шептал он мне на ухо, пока я кончала второй раз, а потом и третий. Когда я почувствовала, что внутри совсем уж горячо и тесно, Максим резко вышел из меня, и я скользнула на пол, на колени, без сомнений и колебаний обхватывая губами пульсирующую головку. Он бы все равно не поместился целиком, но это не понадобилось — через мгновение Максим застонал, наполняя мой рот своим терпким вкусом.

Две-три-четыре-пять секунд — я глотала и глотала, он стонал и выгибался, сжимая пальцами край подоконника.

— Кофе!

— Кофе, блять!

Мы вспомнили о реальности одновременно.

По кухне растекался запах жженого кофе, выкипевшего и залившего плиту коричневой жижей, на столе вибрировал телефон, требовательным звонком напоминая о вызванном такси, а в голове стучало: «Один раз, один!»

Вина и сожаления растекались по венам ледяными реками, усмиряя кипящую кровь.

Один раз.

И мы забудем друг о друге.

Яркая весна, горячее лето и многообещающая осень

Один раз… Всего один раз.

Утром я видела в окно, как Максим с Катюшей обнимались у подъезда.

Все правильно. Все как надо. Они помирились, а у меня своя жизнь.

Скандалы в квартире этажом ниже, правда, стали чаще, но я включала музыку погромче и делала вид, что ко мне это не относится.

У меня тоже была своя жизнь. Вечеринки, повышение на работе, новые друзья, старые друзья, настоящая весна, которая пришла уже в середине апреля, — яркая, теплая, такая как надо. Все вокруг удивлялись: бывало, что и лето было холоднее этого апреля. Я знала, что эта весна для меня. Даже воздух пах иначе: жизнью и счастьем.

И совсем неважно, что мы с Максимом, пару раз столкнувшись у лифта на первом этаже, не сговариваясь, расходились в стороны и ехали по отдельности. На лестнице он больше не сидел, у мусоропровода не грустил — честно выполнял свою часть договора.

Хотя… может быть, и сидел, но я так редко стала появляться дома, что даже коммуналка за воду и электричество стала стоить копейки.

Летом отправилась в отпуск со старой подругой — и отлично оторвалась на дискотеках в отеле. Несмотря на то что подруга меня активно подбивала, курортных романов заводить не стала.

После того как попробовала настоящий швейцарский шоколад, соевая подделка не вызывала аппетита. Пожалуй, это было единственное, что расстраивало меня в странном эпизоде с моим Сантой-психиатром. После него моя планка выросла до небес, и я сомневалась, что в мире могло найтись много мужчин, которые бы до нее допрыгнули.

— Ну что, Нина, — сказала Инга Семеновна как-то на исходе лета. — Начинаем потихоньку уменьшать дозу лекарств. На психотерапию ходишь?

— Хожу! — кивнула я. — Выполняю все домашние задания, веду себя хорошо.

Почти перестала вспоминать своего бывшего.

— А что терапевт говорит — какие успехи?

— Говорит, что если я и дальше буду хорошей девочкой, то есть шанс, что депрессия больше не вернется.

— Вот и отлично! — Инга Семеновна даже просияла. — Нечего тебе здесь делать.

Наступившая осень нисколько меня не огорчила. У меня в планах был еще один отпуск в теплой стране, я собиралась научиться водить машину, пойти на курсы сальсы, а недостаток прикосновений, о котором сокрушался мой психотерапевт, компенсировать профессиональным массажем.

«Раз уж личная жизнь у вас не складывается», как он сказал. Я посмотрела на него скептически. И пообещала вплотную заняться этим вопросом.

Личная жизнь нашла меня сама.

В октябре в честь завершенного крупного проекта наше начальство решило устроить грандиозный корпоратив. Сняли огромный ночной клуб, куда поместились все работники филиалов, включая тех, кто приехал повеселиться из других городов, закупили много ящиков шампанского и ликеров, наняли диджеев, танцовщиц, официантов, пригласили поп-звезд не самого последнего эшелона и разрешили всем взять два отгула на следующие дни.

Поэтому народ планировал отрываться, как в последний раз!

— Ты придешь в новом платье, правда? — спросила меня Леночка, коллега из соседнего отдела.

Моя одержимость платьями уже стала легендой в компании. Все лето народ заключал пари, повторюсь ли я хоть раз и сдамся ли, придя в джинсах.

Но я не сдавалась!

Почему-то платья — особенно летние, легкие, яркие — были для меня символом моей новой жизни, моего выздоровления. И я покупала их охапками, все разные — от рискованных обтягивающих мини до длиннющих, волочащихся по земле, если не надевать высокие каблуки. У нас, конечно, был формальный дресс-код, но начальство закрывало глаза на голые плечи и разрезы до пояса: им тоже было интересно, в чем я явлюсь на следующий день.