Принцип Солнца - [219]

– Зато у нас две кошки. (Марг. Авак.)

– Наша мама тоже кормит кошек со всей округи. (Алеша.)

– Да, и поэтому соседские кошки зимой переезжают жить в наш сарай! (Алька.)

– Так у вас и кошки есть? (Марг. Авак.)

– Ага, их ест наш Макс, если ему удается их поймать. (Алеша.)

– Мама, мама, это правда?! Алешка говорит, что Макс съел нашу кошку? (Алька.)

– Нет, Аль, он врет, ее просто удочерили наши соседи, – Ольга укоризненно посмотрела на сына.

– Аля, да у вас дома целый зоопарк? (Анд. Евг.)

– Нет, зоопарка у нас нет, – покачала головой Алька. – У нас есть в зимнем саду шесть черепах, и два аквариума. Один у Алешки с золотыми рыбками. А птичкам дедушка сыплет корм в кормушку… (Алька.)

– Каким птичкам? (Анд. Евг.)

– Которые летают в нашем саду. (Алька.)

– Которых пытается поймать наш Макс. (Алеша.)

– Мам, он сказал, что Макс съел соседского голубя. Ведь это не правда?! (Алька.)

– Алеш, ты еще соседям это скажи. Конечно, не правда; Макс не может поймать птичку, он же не летает. (Оля.)

– Вот так! Ты опять все выдумал! – Алька показала брату язык.

– Приедем домой, я тебе перья покажу! (Алеша.)

– Алеша! (Оля.)

– Оля, у вас на даче удивительно интересная жизнь. (Марг. Авак.)

– Да, у нас, вообще-то не дача, а дом, мы и зимой там живем. А вокруг дома – сад. (Оля.)

– У мамы тысяча роз! (Алька.)

– Правда?! (Марг. Авак.)

– Нет-нет, не больше ста. (Оля.)

– Ну, конечно, если бы их было не больше ста, мы бы с дедом не укрывали их на зиму целый месяц! (Алеша.)

– Дети, ваша мама – удивительная женщина. Давайте выпьем за вашу маму! – предложил Андрей Евгеньевич.

– Давайте выпьем за всех замечательных мам, сидящих за этим столом. Теть Зин, все необыкновенно вкусно! А холодец – просто объедение! (Оля.)

– Кушайте, кушайте, – суетилась Зинаида Алексеевна. – Оля, а ты опять ничего не ешь? Тарелка пустая. Куда тебе еще худеть?!

– Ой, дети! Мы же забыли подарить подарки. Алешка, у тебя в сумке… (Оля.)

– Точно! Я сейчас принесу! (Алеша.)

– Оля, какие могут быть подарки?! Внуки да ты – вот наши подарки. (Влад. Ник.)

– Дед, это тебе, чтобы мир всегда оставался удивительным и прекрасным! Бабуль, а это – тебе. (Алеша.)

– Ну, внук, ты и сказал, однако, – Владимир Николаевич с любопытством разворачивал подарочную упаковку. Там были очки. – А это, что ж блестит-то?

– Ну, ты дед, темнота! Это же брюлики. (Алеша.)

– Дожили, в очки бриллианты вставляют. У тебя Оль, крыша совсем поехала? (Влад. Ник.)

– Дареному коню в зубы не смотрят. (Оля.)

– Ценен конь, а не оправа. Но очки красивые, спасибо, – Владимиру Николаевичу подарок очень понравился.

– Дед, ты в них тоже красивый, – Алька забралась на руки к деду.

– Мать, а тебе что подарили? (Влад. Ник.)

Зинаида Алексеевна тоже надела новые очки.

– А тебе-то за что?! Мы же сегодня отмечаем не день медицинского работника, а день юриста? (Влад. Ник.)

– Быть вашей женой, Владимир Николаевич, и матерью вашего сына, будет потруднее любой профессиональной деятельности, – сказала Оля.

– Ах, вот как? – Владимир Николаевич.

– Андрей Евгеньевич, а это вам и Маргарите Аваковне. У вас же тоже сегодня праздник? – Оля подарила гостям красивые ручки.

Гости были тронуты.

– Ольга у нас мастер по подаркам… (Влад. Ник.)

– Это, правда. Она нас с дедом одевает и обувает с ног до головы. (Зинаида Алексеевна, хоть и обижалась на невестку, достоинств ее никогда не умаляла.)

…

Когда гости напились и наелись, Владимир Николаевич принес гитару: – Что-то, дочка, ты давно нам не пела…

– Оленька, нам рассказывали, что вы замечательно поете. Спойте нам что-нибудь, – попросил Андрей Евгеньевич.

– Ну, пою я очень по-любительски, но петь люблю. – Ольга настроила гитару. – “Песня одинокой тридцатилетней женщины”.

* * *

Мне уже тридцать лет, а на моем пути

Тебя все нет и нет… Должен же ты придти?!

Просто приди ко мне; напрасно ль верила,

Жизнь свою на земле тобой я мерила?

Ты – голубой туман, сказка и марево,

Вера и талисман, пламя и зарево;

Лес, тишина и плот, к дому причаливший,

Бездна души и брод, боль и отчаянье;

Мрачный зеленый бор, свежий лесной родник,

Над частоколом гор птицею напрямик;

Звезды в ночной дали, Млечный разлитый путь,

Горькая соль земли и мирозданья суть;

Ласковый зуд шмеля, вереск медовых скал,

Но рядом нет тебя. Если б ты только знал…

Сколько больших дорог ты по земле прошел,

Только на мой порог все еще не взошел.

Должен сомкнуться круг: грянет весенний гром,

И ты увидишь, вдруг, наш деревенский дом!

Как маяки в пути, если придет гроза,

Будут тебе светить наших детей глаза.

Древние племена к дому укажут путь,

Ты повернешь коня. Скоро? Когда-нибудь.

Ты обретешь себя, где-то в глуши земной,

Вспомнишь тогда меня и поспешишь домой[176]…

– Поете, вы, Оля, тоже замечательно! (Марг. Авак.)

– Совсем вы меня захвалили. (Оля.)

– Никогда не думал, что такую грустную песню-ожидание можно петь в шуточной манере и со счастливым выражением на лице, – удивленно сказал Андрей Евгеньевич.

– Но песня-то все равно грустная. (Зин. Алекс.)

– Душевные песни всегда грустные, – согласился Владимир Николаевич.

А Оля улыбнулась и посмотрела на Павла.

– А, по-моему, там все прекрасно закончилось, – сказал историк-медиевист.