Принцесса яда - [42]

- Тогда, возможно, тебе нужно выйти за мистера Эбернейса.

- Мне 41 и в настоящее время я не в состоянии быть милой с мужчинами. Эви, что если со мной что-то случится? Что ты будешь делать? - с тех пор как произошло нападение, она спрашивала меня об этом. - Здесь нет никого, чтобы присматривать за тобой, никто не защитит тебя. Для меня мучительно думать, что ты здесь одна.

- Я просила, чтобы ты перестала так говорить. Несколько дней назад ты сказала мне, что все будет хорошо. Сейчас ты ведешь себя, как будто я собираюсь в институт Дарвинизма или бросить тебя на произвол судьбы на айсберге или еще что-нибудь.

Она вздохнула и сразу же начала кашлять. Когда кашель прошел, я протянула ей стакан воды, делая мысленную заметку сходить к насосу, когда ветер утихнет.

- Ох, Эви. Что ты будешь делать? - спросила она снова.

Я встретилась с ней взглядом, желая, чтобы она поверила моим словам:

 - Этого не случится, мама.

 Как только я покину эту комнату, я собиралась пойти вниз, к сараю. Если Аллегра сможет нести седло, я поеду за врачом.

 - Почему бы тебе не сосредоточиться на выздоровлении, и перестать беспокоиться за меня? - я поцеловала ее в лоб, - я ухожу закончить свою дурацкую ловушку.

                Это была правдоподобная ложь. Хотя никто не напал - или просто посетил - Хейвен, с момента Вспышки я была занята обеспечением безопасности нашего дома, обеспечением безопасности мамы. Выражение ее лица стало более настороженным

- Эви, это так опасно и ты…ты…

- Все отлично. Даже я могу следовать руководству с иллюстрациями.

- Но буря?

Пепел был отвратительным, но с ним можно справиться. Я подняла свою бандану с шеи наверх к лицу, а затем сложила пальцы пистолетом, как бандит. Мама улыбнулась, но не засмеялась.

- Отдыхай, - сказала я ей, - я вернусь и принесу тебе обед.

- Не забудь свою соль, - напомнила она тихо.

Моя улыбка исчезла, когда я осталась одна. У нас закончилась еда, удача, время.

                Вернувшись в свою комнату, я надела большие солнцезащитные очки и толстовку, а затем перекинула ремень ружья через спину. Вместе с этим и рассованной по карманам солью я была готова к приходу плохих парней и Бэгменов. Соль должна была отталкивать зомби - если верить нескольким появлявшимся  солдатам, которые проходили через Стерлинг. Они так же сказали, что чума поразила Север, пожары без перерыва бушевали на Западе, работорговцы управляли большими городами на Юге и каннибалы захватили Восточное побережье. Услышанные рассказы сделали меня благодарной за то, что я здесь, спрятана в Хейвене  - даже, когда я испытывала непреодолимое чувство, что должна быть где-то в другом месте, делать что-то другое. Но что может быть важнее, чем присматривать за мамой…?

                Открыв жалюзи, закрывающие мое окно от урагана, я освободила пожарную лестницу, оглядывая пространство склона внизу от дома. Это окно было нашим единственным выходом. Ранее я заколотила все двери досками, тщательно забив гвоздями ставни на первом этаже. Я закрыла за собой окно, потом спустилась по качающейся лестнице, обходя пепел, как будто я была в тренажерном зале для проклятых. Закопченная земля захрустела, когда я спрыгнула вниз. Сразу же я была вынуждена пригнуться от ветра или он бы сбил меня с ног. Единственная постоянная вещь в новой погоде? Никогда не шел дождь. В основном каждый день были бури. После того как бури исчезали, безоблачное голубое небо и палящее солнце возвращались. Ночью стояла абсолютная тишина, ни трескотни насекомых, ни шелеста листьев, ни качания ветвей. Ужасная тишина. За исключением грохотавших вдали землетрясений.  Когда я проходила мимо остатков некогда могучих дубов Хейвена - теперь скрученных черных скелетов с голыми ветвями - я замедлила шаг, чтобы дотронуться до разрушающегося ствола. Как всегда, я почувствовала острую боль - они отдали свои жизни, защищая нас.

                Последний ночной дождь перед Вспышкой впитался в сухие старые доски Хейвена и сарая. Благодаря этому и верхушке дуба, строения были спасены от небесного пожара – хотя большинство деревянных зданий в округе были сожжены дотла. Это было почти счастье, что я не могла видеть дальше, чем на несколько футов. По крайней мере, вокруг дома было некоторое подобие деревьев. Но вот поля...

                Мои шесть миллионов побегов уничтожены. Я услышала звук, и удивилась, обнаружив, что это был слабый крик  из моих собственных уст. В сарае я открыла дверь настолько, чтобы протиснутся без ветра, вырывавшего ее из рук. Внутри я сняла бандану, идя к стойлу Аллегры. Я могла бы помочь ей и заставить ее нести седло, и мы бы ушли. Я не видела свою лошадь в стойле, пока стояла перед ней, потому что она лежала на боку, ребра выступали даже больше, чем я представляла. Дыхание было затруднено. Она едва могла поднять веки, но старалась, желая увидеть меня. Она когда-нибудь задумывалась, почему я больше не приносила ей яблок? Она боялась? Как я могу позволить ей страдать дальше? Ее выразительные глаза закатились и она упала в обморок. Нет Аллегры; нет доктора для мамы. Горе и отчаяние, развернувшиеся у меня внутри, нуждались в выходе. Я откинула голову и закричала во всю глотку. Я кричала. И кричала. Когда мое горло начало горело как в огне, я наконец остановилась, задыхающимся голосом я произнесла: