Принцесса викингов - [138]

Ей стало больно, потому что сейчас он не владел собой. Он был словно дитя, испуганное возможностью лишиться самого дорогого.

– Ролло, – шепнула она. – Ты искал меня?.. Стало быть, ты любишь меня?

Но нет – никогда она его не понимала. Ролло вдруг отпрянул и рассерженно проговорил:

– Разве моя вина, что ты без конца попадаешь в переделки, а все твои синяки достаются мне?

Это было правдой, но она улыбалась.

– Значит, ты любил меня еще до того, как понял это. Но почему я с самого начала не догадалась об этом?

– Не дразни меня, рыжая! – пригрозил Ролло. Но за его суровым взглядом прятался смех. – Не мог же я позволить, чтобы море погубило тебя и моего сына.

Она на миг смешалась, но затем на ее щеке появилась ямочка:

– Я догадываюсь, кто проболтался.

– Разве многоречивый скальд способен что-либо держать в секрете?

Эмма смотрела на его лицо, склоненное к ней, на его длинные волосы, падающие вдоль скул.

– Довольно шутить, Ру. Пора бы нам подумать о завтрашнем дне. Я принцесса франков, а ты правитель огромного края. И рождение такого ребенка тоже кое-что значит.

– Ты хочешь сказать, что жаждешь стать моей супругой?

– Я хочу сказать, что у меня есть надежда, что прилив у подножия Мон-Томб немного освежил твой разгоряченный разум.

– Это значит, что, избавившись от чар, я должен сделать тебя королевой Нормандии, приняв перед тем христианство?

Он шутил, но этот вопрос многое значил для нее. Однако прежде чем она успела возразить, Ролло склонился и припал к ее губам, и она с не меньшим пылом обняла его. Все мысли исчезли, остался лишь восторг от ощущения его близости – и любовь.

Когда к полудню следующего дня их разыскал Бьерн со своими людьми, они сладко спали, прижавшись друг к другу.

– Взял бы вас Локи! – взревел Бьерн, в ярости хлеща бичом по стенам и словно не замечая их наготы. – Я едва с ума не сошел в эту ночь! А когда вас не оказалось и в монастыре, я готов был распорядиться готовить тризну по великому конунгу. Хорошо еще, что мне пришла в голову мысль объехать побережье залива.

Эмма пряталась за спиной Ролло.

– Пусть он выйдет!

Ролло отчаянно чесался спросонья.

– Знаешь, Серебряный Плащ, на этой лежанке на нас набросилось целое воинство блох. Ты бы вышел, пока пяток их отрядов не занялся твоей особой.

Бьерн без улыбки покинул хижину. Однако когда Ролло через какое-то время показался в дверях, скальд уже пребывал в приподнятом настроении, оглашая тут же сложенную вису о том, как боги хранят своего избранника. Херлауг и сопровождавшие его люди не дали ее окончить, приветственно загремев оружием, словно конунг только что вернулся с поля битвы.

Ролло велел им доставить в монастырь на Мон-Томб Эмму, а сам ускакал с Бьерном в усадьбу. Скальд не догадывался, отчего столь суров конунг, пока тот не осведомился о Снэфрид:

– Была ли она обеспокоена моим отсутствием?

Бьерн натянул повод, заставляя лошадь перейти с рыси на шаг, Ролло тоже придержал Глада.

– В чем дело?

– Рольв, ей было не до того.

Это было странно, но Ролло испытал облегчение.

– У меня с ней будет нелегкий разговор – да пошлет мне Один мудрости и красноречия.

– Ты хочешь сказать, что прилив вымыл ил из твоей головы и ты принял какое-то решение?

Ролло рассмеялся:

– Почти то же самое сказала мне и Эмма.

Бьерн, однако, остался серьезен.

– Клянусь богами, я никогда не был недругом Снэфрид, но Эмма сразу пришлась мне по сердцу, хоть она и христианка. И все же, если ты пойдешь на разрыв с Лебяжьебелой, ты приобретешь в ее лице заклятого врага.

Ролло кивнул:

– Да, она всегда была воительницей, и ее стоит за это уважать.

– Не об этом веду я речь.

И Бьерн поведал конунгу о странном поведении Снэфрид вчерашним вечером и о том, как она твердила, что ни Ролло, ни рыжая больше никогда не вернутся. Не позабыл он и о том, что вчера пастухи долго не могли отыскать Глада и были так этим напуганы, что пригнали коней позже обычного. Один из них утверждает, что видел закутанную в плащ фигуру вблизи пастбища и решил было, что это конокрад, но тут же заметил и самого Глада, а загадочная фигура исчезла в тумане, и он решил, что ему все это померещилось.

Ролло выслушал его в полном молчании. Итак, рыжая Птичка не ошиблась, как не ошибалась она и ранее. Он же упрямо не желал в это верить. И знал причину. Тот день, когда он поверит, станет последним для них со Снэфрид. Ему придется взглянуть в ее прекрасные колдовские глаза и сказать, что между ними все кончено. Что ж, она была ему хорошей женой. Снэфрид Сванхвит, королева, бежавшая из Норвегии… Она умна, но опасна и кровожадна. Однако, испытывая гнев на нее за то, что она намеревалась сделать с Эммой и его сыном, Ролло странным образом понимал эту женщину и, пожалуй, жалел. Снэфрид боролась до конца, даже осознав, что после смерти Атли ему придется взять другую жену. Таков закон – правитель должен оставить наследника. И хоть у него и были другие дети и он мог указать на любого из них – его ярлы, у каждого из которых была своя дружина, вовсе не поторопились бы принести присягу бастарду. Ролло подчинил их, но он король по праву силы, и ему необходимо продлить свой род. Кровь Локи! Он вдруг понял, что убеждает самого себя. Разве он все не решил уже тогда, когда бросился навстречу приливу? В тот момент он рисковал не только жизнью, но и делом всей этой жизни, королевством и людьми, с чистым сердцем присягнувшими ему. Но что значила для него в тот миг Нормандия? Глупец он или его вели сами боги, позволив спасти его избранницу и дитя? Почему он колеблется, разве не было в его жизни задач посложнее, чем начистоту поговорить с женщиной? В то же время он знал, как трудно будет взглянуть ей в лицо и сказать, что она совершила ошибку, отказавшись много лет назад от короны Норвегии ради него, Ролло, сына Ролло.