Принцесса с револьвером - [34]

Псы вдруг перестали лаять, будто по команде, и вернулись к хозяину. Шерсть у них на загривках стояла дыбом, глаза в свете луны отсвечивали волчьим зеленоватым огнем, черные губы приподнимались, обнажая желтоватые клыки, в горле клокотало рычание. Что бы ни пряталось неподалеку, оно собакам не нравилось, это уж точно.

— Ложись спать, — велел Генри, опустив оружие. — Я покараулю до рассвета, не нравится мне всё это…

— Может быть, какой-то хищник? — спросила Мария-Антония.

— Если б это был зверь слабее Грома и Звона, они б им поужинали, — сказал мужчина. — Если сильнее — дали б мне знать, но не лаем. А так… ума не приложу, в чем тут дело. И тихо ведь, ничего не происходит!

— Откуда ты знаешь?

— Да чувствую я, откуда ж еще, — досадливо ответил он, сел рядом с палаткой, привычно подобрав длинные ноги. Он всегда так сидел, говорил, что научился у дикарей, удобно, дескать. — Я ведь сколько лет на Территориях… Не чуял бы, давно уже сгинул бы.

— Сколько?

— Что?

— Сколько лет ты здесь? — поинтересовалась девушка. Раньше как-то не приходилось к слову, а ей было интересно, который год миновал ее избавителю. Так не разобрать: волосы светлые, если и есть в них седина, не разглядишь; в уголках глаз морщины, но, скорее всего, это от привычки щуриться на солнце. Вел себя Генри уверенно, но иногда прорывалось что-то такое… совсем мальчишеское. Впрочем, такое и со старыми воинами бывало… — Я спросила что-то не то? Почему ты молчишь?

— Считаю! — весело отозвался Генри. — Ну, смотри, как выходит… Я первый раз сбежал, когда мне двенадцати не исполнилось. Повезло, что жив остался… Дальше — больше. Вот ведь притча! Кажется, вся жизнь тут прошла, а если посчитать, то и двадцати лет не прошло!

Значит, ему около тридцати. Достаточно много, чтобы из головы выветрилась юношеская дурь, и это хорошо. А так — совсем молодой мужчина, в самую силу войдет годам к сорока, не раньше, Мария-Антония знала такой тип. Ее отец был из подобных людей, к своим шестидесяти он не только не растерял силы и остроты ума, а и многим моложе него дал бы фору…

— Я тебе, наверно, стариком кажусь? — спросил вдруг Генри.

— Отчего бы? — удивилась она.

— Ну… — пожал он плечами, удалось разглядеть его жест в неверном свете луны. — Так сказки послушать, легенды всякие… У вас парень лет в четырнадцать уже женился, детишек вовсю плодил, а к тридцати уже и помирать пора. Так, что ли?

— Как посмотреть, — усмехнулась она и выбралась наружу, не обращая внимания на протестующий возглас Генри, села рядом, обхватив колени руками. — По-твоему выходит, что моему наставнику полагалось уже трижды умереть: ему было за восемьдесят. А отец уж дважды как удостоился могилы…

— А… то есть брешут про то, что в древности жили мало? — спросил Генри с искренним любопытством.

— Тоже, должно быть, смотря кто, — пожала она плечами. — У простых людей, и верно, век был короче. Тяжелый труд, скудная пища, болезни…

— И никаких придворных магов, — заключил мужчина со смешком.

— И это верно, — кивнула Мария-Антония. — Но все взрослели рано. Ты сказал, что сбежал из дома, когда тебе не было двенадцати. В моё время ты считался бы уже юношей, мог жениться, умел бы сражаться…

— Ага, это если бы я уродился в знатной семейке, — хмыкнул Генри. — А поскольку отчим мой с матушкой — фермеры, ну, крестьяне, по-вашему, пусть и зажиточные, то женить бы меня женили, а вот сражений мне, увы, не видать. Ну разве только в ополчение бы какое-нибудь загнали. С топором или вилами.

— Может, и так, — согласилась девушка и посмотрела в небо, на хоровод разноцветных лун. Сегодня настоящей оказалась нежно-зеленая луна, похожая на лист кувшинки в старом пруду. — Ты вел бы хозяйство… если бы не сбежал из дома искать лучшей доли, и годам к шестнадцати стал бы зажиточным фермером.

— Я ни черта не смыслю в хозяйстве, — заверил Генри. Солгал, по ее глубокому убеждению. — Коровам хвосты крутить — это не по мне. Точно бы удрал и в наемники подался! Или вообще в армию. Тогда же были армии, да?

— Конечно, — кивнула Мария-Антония и посмотрела еще выше, где звезды складывались в незнакомые созвездия. — Были большие армии, были дружины… Случались и совсем юные полководцы. Мой муж выиграл большое сражение при Чертовой Лощине, когда ему не сравнялось и шестнадцати…

…Генри так увлекся разглядыванием девушки: как-то странно у нее глаза блестели, ведь не звезды же в них отражаются, верно? — что не сразу понял, о чем она толкует.

— Твой… кто? — произнес он враз севшим голосом. Господи помилуй, это… как понимать?

— Мой муж, — ответила она спокойно, не поворачивая головы. — Филипп, герцог Астийский.

— Подожди, я ничего не понимаю! — Генри переменил позу, чтобы лучше видеть принцессу. — Какого черта ты тогда принцесса, если была замужем за герцогом? Почему ты оказалась в родительском замке? Или это вовсе не твои родители? Кто тогда, а?!

«Хоуэллы с меня голову снимут, если окажется, что это вовсе не та принцесса, которая им нужна, а какая-то герцогиня!» — мелькнуло у него в голове.

— И откуда вообще какой-то муж? — выпалил он растерянно. Ни тоув, ни Хоуэлл ни о чем подобном не упоминали. Полно, да знали ли они сами?