Принцесса лилий - [3]

Жанна никаких иллюзий на этот счет не питала и после первого посещения резиденции Его Святейшества даже не расстроилась.

В конце концов, из всего можно извлечь пользу. Пусть медленно вращаются зубчатые колеса церковно-чиновничьей машины — если это происходит в Риме, то можно и подождать. Вышивка, слава богу, закончена, а Великий город не даст скучать.

Сегодня же вечером надо принять ванну и смыть пыль, осевшую на нее, Жанну, за то время, пока она надрывалась за пяльцами. И достать из своего надежного хранилища — нижней юбки, где зашиты драгоценности, какое-нибудь новое украшение. Ведь в каждом монахе спрятан мужчина, иначе римские матроны не были бы так вызывающе красиво одеты!

* * *

В то же утро, когда Жанна первый раз посетила владения папы, у Жаккетты произошла встреча, о которой госпожа не узнала.

…Когда они поднялись на Ватиканский холм, Жанна, повинуясь внезапному порыву, решила исповедоваться и направилась в базилику Святого Петра[3], построенную, по преданию, на месте гибели апостола.

Жаккетта осталась на площади перед церковью.

Ее пугало обилие кругом лиц духовного звания, спешащих по делам или просто прогуливающихся. И пристальные взгляды в ее сторону.

Чувствуя смущение, страх и неловкость, Жаккетта, как в броню, машинально закуталась в свое белое арабское покрывало с головой, оставив только щелку для одного глаза, как учила ее госпожа Фатима.

Она даже не сообразила, что именно восточное покрывало и заставляло прохожих выделять ее из толпы.

В это время из ворот Ватиканской резиденции папы выехала кавалькада всадников, спешащих на соколиную охоту.

На руках у охотников, вцепившись в специальные перчатки, сидели невозмутимые соколы. Их маленькие головы были покрыты расшитыми колпачками.

Восточные одежды всадников поражали разноцветьем, как и роскошное убранство их коней.

Главный в кавалькаде — невысокий упитанный мужчина в светлых одеждах и тюрбане — сидел в седле с царским достоинством. Лицо его было надменно и непроницаемо.

Открыв рот, Жаккетта смотрела на их приближение. Она дала бы голову на отсечение, что это мусульмане: турки или арабы. Но в Ватикане? В столице христианского мира?! Без оцепления стражи с мечами наголо?

Главный всадник смотрел вперед, но видел ли он дорогу? А может, он видел вместо Рима другой город, не менее большой и великолепный?

Конь нес его затверженным маршрутом, и люди расступались перед ним, шепча друг другу, что раз уж этот человек даже перед наместником Бога на земле не склонил коленей, лишь поцеловал его в плечо при первой встрече, лучше убраться с его пути подобру-поздорову.

Вдруг всадник на секунду отвел свой неподвижный, нацеленный на холку коня взгляд: в его поле зрения попала женская фигурка в белом, с узорной каймой, покрывале.

К изумлению свиты, он повернул коня.

Жаккетта, оцепенев, смотрела, как надвигается на нее громадный конь и с его высоты взирает на нее надменный господин.

Остановив коня так, что Жаккетта оказалась стоящей около правого стремени, всадник что-то отрывисто спросил Жаккетту.

— Извините, господин, я не понимаю! — виновато сказала Жаккетта и откинула с головы покрывало.

Разочарование промелькнуло на лице всадника, когда он увидел ее синеглазое лицо.

— Дитя, но почему на тебе эта одежда, это покрывало? — сказал он по-французски. С акцентом, но правильно. Было видно, что ему пришлось много говорить на французском языке.

— Мы с госпожой плыли по морю, нас захватили пираты и продали в Африке, в Триполи. Там я попала в гарем шейха Али Мухаммед ибн Мухаммед ибн Али ибн Хилаль Зу-с-сайфайн, — объяснила Жаккетта, подняв голову и смотря в глаза господину. — Шейх звал меня Хабль аль-Лулу.

— Ты говоришь, шейх Али? — вдруг лицо всадника немного оживилось. С него спала ледяная неподвижность. — Сын шейха Мухаммеда ибн Али ибн Мухаммед ибн Хилаль? Я знавал его, мы встречались в Багдаде! Где они сейчас? Я давным-давно не получал известий о них. Почему ты здесь? Тебя выкупили?

— Шейх не отдал бы меня ни за какие деньги! — чуть-чуть возмутилась Жаккетта. — Он любил меня, и я любила его… Но шейх Мухаммед был убит берберами зената.

— Да примет его бессмертную душу великий Аллах, да раскроются перед ним ворота рая, пусть легко минует он лезвие аль-Сираха и смоет печаль своих земных забот в струях аль-Кавсара! — пробормотал всадник. — Продолжай, дитя, хотя новости твои горьки, как полынь.

«Слаще им не быть…» — подумала Жаккетта и продолжила:

— Шейх Али боролся за то, чтобы вернуть утраченную со смертью отца власть. Он ушел из пустыни в свою усадьбу в Триполи и там собирал своих воинов, искал союзников, занимал золото у пиратов. Но когда он уже собирался идти обратно в пески и начинать войну, враги напали на усадьбу и убили его. В живых осталось совсем немного людей, я и моя госпожа в том числе. Нам удалось вернуться сюда.

— Мир его праху, значит, только у вод Кавсара суждено нам встретиться вновь! Он умер, как подобает мужчине, в бою.

— Господин, а кто вы? — не удержалась Жаккетта, испугавшись, что, узнав все про шейха, всадник отъедет, так и оставшись загадкой.

— Здесь меня зовут принц Джем, — невесело улыбнулся всадник. — Ты слышала мое имя?