Принцесса. Как стать королевой - [2]

— Ненавижу восстание, — глухо сказала я, упрямо наклонив голову и сжимая плечи руками. — Ненавижу все благородные рода, и проклятые тоже, и Совет, и всех своих королевских предков, и того, кто придумал запрет и проклятье, и того, кто поднял восстание двести лет назад, и весь этот мерзкий мир! — я резко подняла глаза и посмотрела на Ладимира: — Ты можешь как-нибудь связаться с моим отцом?

Ладимир резко опустил глаза, на секунду повисло молчание, и вдруг раздался вопль Алилы:

— Ни за что! С чего ты взяла, что можешь уйти? Мы тебя не отпустим!

— Алила! — гневно воскликнул Ладимир, выпрямляясь и бросая на неё злой взгляд.

— Нет уж! — упёрла она сжатые кулаки в бока и вздёрнула подбородок. — Хватит того, что у нас теперь нет Адрея, так ещё и она хочет сбежать!

— Не обижайся на меня, — попросила я, устало закрывая глаза. — Ведь это из-за меня Адрей… Понимаешь, мне очень плохо. Так плохо, что лучше ни о чём не думать. Что хочется бежать, бежать далеко-далеко… Я больше не могу. Правда не могу.

— Славанька, — Алила обняла меня, прижала к себе, стала убаюкивать. — Разве тебе плохо с нами? Я тебя так люблю, и Лад тоже, он десять дней сидит с тобой, отдавая свои силы. Слава, ты нам нужна, без тебя нам будет ещё больнее. Если тебе недостаточно моей дружбы, чтобы остаться, останься ради Лада, ради всей нашей семьи, которая теперь твоя семья, ради твоих друзей, которые тебя не бросили, пожалуйста! И не смей винить себя! — воскликнула Алила, отстраняясь, и я открыла глаза. Подруга смотрла на меня почти сердито. — Может, не появись ты в его жизни, Адрей и был бы жив, но я точно знаю, что он предпочёл бы любить тебя и умереть десять дней назад, чем не знать тебя и прожить ещё двести лет! А единственный, кто действительно виноват — это Челси, и я перегрызу горло этой скотине, доберусь до него и…

— Даже не думай, — отрезал Ладимир. — Хватит с нас одного мстителя, о судьбе которого ничего не известно!

— Кого? — встревожилась я.

— Того, о ком и вспоминать не стоит! — отрезала Алила. — Предатель и неудачник!

— Али, — одёрнул её брат, не слишком, правда, уверенно, и пояснил: — Станти. Он почувствовал себя виноватым, и решил убрать первопричину твоих страданий, пока ты без сознания, и он всё равно извиниться не может. В общем, он заявил, что попытается любой ценой убить Челси после того, как Гверфальф передал через меня, что не желает общаться с теми, кто дал их ребёнку прыгнуть вниз, когда у неё не развёрнуты крылья. Так хаклонги называют величайшую глупость, когда кто-то пытается покончить с собой, когда его любят, любят так сильно, что…

Голос Ладимира предательски дрогнул, а сам он смотрел на меня со смесью боли, ярости и обиды:

— Слава! — он взял меня за плечи и наклонился: — Я сделаю что угодно, лишь бы тебе не было так больно, но пойми, без тебя… без тебя нам будет так же плохо, как тебе без Адрея.

Не знаю, как, но Лад нашёл правильные слова. Самоубийство — трусливое бегство, предательство тех, кому я дорога. Как я могла с ними так поступить! У меня ещё есть те, ради кого стоит прийти в себя. Перестать упиваться своим горем и жалеть себя. Бедная, бедная Слава! Как же! Адрея потеряла не только ты!

— Ты ведь не уйдёшь? — жалобно спросила Алила, обнимая меня.

— Нет. Никуда я от вас не денусь, — ответила я. — Будем жить дальше вместе.

— Тогда тебе обязательно надо поесть, — тоном, не допускающим возражений, заявила Алила. — Ты больше недели сосала соки из Ладимира, была без сознания, но из тебя словно насосом качали силы. Смотри, ты похудела до костей, и Ладик тоже тощий, как скелет!

— Ты преувеличиваешь, — чуть насмешливо заметил её брат, явно испытывая облегчение от того, что кризис у меня прошёл. — Но поесть Славе точно не помешает.

— Отлично, сейчас принесу завтрак! — Алила метеором вылетела за дверь.

В чём-то она права: мой организм не признавал голодовку и буднично требовал кормёжки, насмехаясь над моим тяжёлым душевным состоянием.

— Лад, — я на всякий случай забрала руку, снова ладонью лежащую в его — хватит паразитировать. — Ты не обидишься на меня, если я скажу, что мне сейчас безразлично всё, что находится за пределами этой комнаты, и восстание…

— Восстание, — прервал меня Ладимир, хмурясь, — больше и не моя забота. Я и так сделал многое, пусть этим занимаются те, кто предали тебя, когда ты за несколько часов потеряла сестру и любимого человека, с трудом спасла брата и не знала, что с твоим отцом… Если ты не против, я хотел бы остаться рядом с тобой. Думаю, Алила тоже не сможет отойти от тебя ни на шаг. И ночевать мы тоже будем здесь — я не смогу спать спокойно, не будучи уверен, что ты тоже спишь, а не подсчитываешь расстояние от окна спальни до земли, — Ладимир криво улыбнулся и посмотрел на меня умоляюще.

Я кивнула:

— Не бойся. Я справлюсь. Я сильная, — сказала я, убеждая больше саму себя. — Но, кроме тебя и Алилы, я пока никого из ваших не в состоянии видеть.

— Хорошо, я скажу Алиле, она всем передаст, — согласился Лад и на миг прикрыл глаза. — Но знай, что наша семья полностью на твоей стороне, и не только она — ты ведь успела подружиться со многими за своё краткое пребывание здесь. У нас что ни день, то гости, только кого-то удаётся выставить, как сразу появляется выставленный ранее.