Принцесса для императора - [49]

Кубики игральных костей катятся по столу, замирают. Крысиное личико Вездерука искажает ухмылка, он сдвигает к себе кучку медяков. Марсес смотрит на него с некоторым презрением, а вот Арн, отлучённый от отцова кошелька, цыкает раздосадовано.

Стрельнув взглядом на сообщников, Вездерук начинает раскладывать медяки на кучки по десять монет:

— Сейчас бы девок сюда. После такого дела хорошо бы расслабиться.

— И вина, — мечтательно тянет Арн и растекается в кресле.

— В подвале есть, — как бы между прочим произносит Марсес, барабанит пальцами по столу. — От отца осталось. — Он сам не знает, зачем это сказал: мать строго настрого запретила к подвалу даже приближаться. — Красное. Сладкое.

Арн поднимается:

— Веди.

Впервые за долгое время в Арне просыпается сознательность, он почти садится, осознавая, что сейчас не время для вина, но волнение и желание это волнение подчинить, берут верх, и он бодро поторапливает:

— Или мамки испугался? Не бойся, скоро ты так поднимешься, что ей и не снилось, сможешь в десять раз покрыть убыток.

На щеках Марсеса проступают красноватые пятна, но говорит он нарочито бодро:

— Это был дом моего отца, здесь хозяин я, а не мать.

Арн, присутствовавший на собрании в кабаке, ухмыляется, и пятна на щеках Марсеса вспыхивают ярче, он спешит к двери из гостиной:

— Идём.

Вездерук, как самый низкородный, идёт последним, едва не потирая руки от предвкушения: когда хмель сделает этих мальчишек смелее, уговорить их навестить Мун и по очереди насладиться принцессой будет проще простого.

«Так или иначе, но моей ты будешь». — Крысиное лицо Вездерука снова искажает ухмылка.

***

— Сын пустыни… — злобное шипение доносится из трещины в стене дома.

Конь нервно всхрапывает и переступает копытами.

— Где Мун? — Ледяной тон даётся мне на редкость тяжело.

— Откуда мнеее, — шипит-тянет Викар, — знать? Я лишь пленник этих старых домов и покинутых улиц.

— Пусть ты не имеешь силы в новом городе, но знать можешь. Ни за что не поверю, что ты не следишь за наследницей прежней династии. — Растягиваю губы в хищной улыбке. — Ты же ей помогал, разве нет?

— Знаешь, в чём твоя беда? — почти воркует Викар, в чёрной щели промелькивает огромный глаз (я чувствую, как там, за стенами дома, в глубине земли, перекатывается исполинское, обожжённое моей магией тело духа). — Твоё сердце бьётся слишком часто.

Его слова не имеют смысла, и я слишком встревожен, чтобы успеть изобразить высокомерие. Викар хрипло смеётся:

— Знаешь, в чём была твоя главная сила в борьбе с духами мест?

— Мой дар, — чеканно роняю я, ожидая нападения.

— В отсутствии страха, сын пустыни. Дар помогает видеть, но победу рождала безоговорочная смелость, а сейчас ты…

Вспрыгиваю на обломок стены, на выступ и на её широкую верхнюю кромку. У копыт коня змеятся щупальца. Отступаю, стараясь объять сверхчувствами окружающее пространство, ощущаю продвижение Викара под землёй и в стенах. Откуда у этой твари столько сил?

Соскочив на землю, простираю руки, позволяя магии выплеснуться на крадущуюся под землёй тварь. Старый город содрогается от слышимого только мне крика. Это мой кнут, это мой способ сделать моё мирное предложение жизненно необходимым Викару.

Через полчаса я, мокрый от пота, растрёпанный и совершенно обессиленный, вскакиваю в седло. Но в сердце — тревога, и там же плещется гнев на Викара, в висках стучат его слова: «Ты сдохнешь, а она станет королевой, она станет королевой и женой сына приморья».

Невольно рычу: неведомый сын приморья не жилец, даже если для этого придётся вернуться с того света. А сейчас надо спасти Мун. В обмен на разрешение заселить два квартала старого города, Викар сказал, что её увезли на восток…

***

Ингвара стискивает в объятиях паника, смешанная с нетерпением.

По его подсчётам он уже должен был скреплять союз с принцессой близостью, а вместо этого вынужден торчать у постели недобитого внука.

«Чтоб ты сдох, — в очередной раз думает Ингвар, с ненавистью глядя на бледное лицо Сигвальда в блестящих каплях пота. — Императорское отродье».

Борн, средний придворный маг, подкрадывается незаметно, шепчет на ухо:

— Слишком убийственный взгляд.

Сказано так тихо, что даже сидящий в ногах Сигвальда Эгиль ничего не слышит. Кожа Ингвара покрывается мурашками, нервная мысль пронзает ужасом: «Если Борн захочет ударить в спину, ты узнаешь об этом, только когда лезвие войдёт в плоть».

— Изобрази страдание, — шепчет Борн. — Я прикрою.

Подавив желание отшатнуться, Ингвар закрывает лицо рукой и понуро опускает плечи.

«Скорее бы это закончилось», — внутри у него клокочет желание скорее умчаться на запад, к особняку в оливковой роще. Дома, у ворот на заветную дорогу, ждёт служитель морского бога, готовый связать Ингвара и Мун узами брака, и только двое мешают этому: выживший Сигвальд и Император, ослушаться которого слишком опасно, даже если ты его тесть.

***

Голова Марсеса с гулким стуком падает на стол. «Отлично, а то пришлось бы ждать, когда оба натешатся», — Вездерук прячет ухмылку в кубке с вином, изображая, что делает глоток.

Указывая пальцем на Марсеса, Арн громко смеётся:

— Слабак.

— Мальчишка. — Кивает Вездерук и ударят кулаком себя в грудь. — А вот мы — настоящие мужчины.