Принцесса для императора - [3]

Я должна пылать от гнева, но он гаснет в исходящем от Фероуза добродушии. На церемониях он казался грозным, беспощадным, а сейчас трудно поверить, что когда-то он мановением руки убивал целые отряды или выносил ворота среднего размера крепости. И одежда ему слегка великовата, что добавляет несерьёзности.

— В вашем возрасте пора вести себя пристойно, — надуваюсь я.

Октазия влетает разъярённой кошкой:

— Как ты смеешь грубить самому старшему магу? — С круглыми от ужаса глазами она бросается ко мне.

И останавливается: Фероуз хохочет, постукивая смуглой ладонью по подлокотнику.

— Господин? — тревожно обращается к нему Октазия.

Он отмахивается, ресницы влажные от слёз. Что такого смешного я сказала? Окзатизя переводит испуганный взгляд с него на меня и обратно. В комнату изумлённо заглядывают её двойняшки, в которых трудно признать сестёр: худощавая голубоглазая блондинка и кругленькая брюнетка.

Утирая слёзы, Фероуз замечает их и машет:

— Заходите-заходите, девушки. Я пришёл на вас поглядеть. Как же вы непохожи.

Они, оглядываясь на мать, осторожно заходят и кланяются. Фероуз осматривает их так же пристально, как только что меня. Октазия впивается в моё запястье и тянет к выходу, то тревожно косясь на дочек, то яростно — на меня. Теперь ещё и она жаждет моей крови. Язык мой — враг мой. И руки, и ноги, и грудь.

— Пусть эта очаровательная служанка подождёт меня за дверью, — вдруг говорит Фероуз.

Прежде, чем я успеваю посмотреть на него, Октазия выталкивает меня в коридор и, злобно глянув, закрывает двери. Они массивные и хорошо подогнаны, так что я слышу лишь глухое бормотание и время от времени — женский, немного натянутый смех.

Мне жутко неуютно из-за неопределённости: Фероуз хочет меня наказать? Положил на меня глаз? В мокрой одежде холодно. И я неожиданно сильно устала. Я осторожно прислоняюсь к стене и жду, оглядывая светлый коридор с дверями в комнаты для гостей. Одна из них отворяется, выглядывает Вездерук.

Нос у него красный, разбита не только бровь, но и губа, так что ухмылка получается болезненной.

— Мун, иди сюда, для тебя есть работа. — Светлые глаза алчно блестят.

Делаю несколько шагов вперёд:

— Господин старший императорский маг велел его ждать.

Вездерук будто лимон проглотил. С минуту думал.

— Не надейся, что отказ сойдёт тебе с рук, — буркает он и тихо закрывает за собой дверь.

Я прячу лицо в ладони: одной по дому теперь ходить нельзя… и что я буду делать оставшиеся мне, в лучшем случае, три года? Где взять деньги на возвращение долга? В отчаянии я стискиваю кожаный ошейник. Он кажется тяжёлым и неудобным даже больше, чем в день, когда его впервые на мне замкнули.

Только теперь до меня доходит, как я сглупила: надо было сразу бросить ведро Вездеруку под ноги и бежать, или облить его водой и бежать, но не бить его. Ох, что же я натворила! Я метнулась из стороны в сторону: я не дома, здесь нет семьи, которая могла бы за меня заступиться, мои друзья — такие же бесправные и беззащитные девушки и женщины.

Бежать? О, как бы мне хотелось сбежать, но…

Дверь открывается, и я спешно убираю руки от лица, прикрываю мокрую грудь. Сестрички гордо выплывают, улыбаются и не замечают меня, жмущуюся в углу. Я сглатываю, надеюсь, что обо мне забыли. Но из гостиной раздаётся строгий голос Октазии:

— Мун, сюда.

Точно послушная собачонка, я устремляюсь на зов. Сестрички оглядываются на меня с некоторым любопытством, но почти сразу их захватывает то, что говорилось за закрытыми дверями, и они расплываются в улыбках и исчезают за поворотом. Я нерешительно топчусь на входе.

— Мун, — в голосе Октазии звенит сталь.

Я делаю ещё несколько шагов.

— Дверь, — почти шипит она.

Послушно закрываю створки за собой. Сердце снова колотится в висках. Глаза Октазии метают громы и молнии. Фероуз хмурится:

— Октазия, свет очей моих, я был свидетелем совершенно безобразной сцены.

Я низко опускаю голову.

— Простите, господин, — Октазия кланяется. — Это больше не повторится.

— Ты даже не спросишь, что именно? — насмешливо уточняет Фероуз.

Она вспыхивает. Честное слово, никогда не видела её такой… смущённой. Он вновь смеётся, хотя не слишком весело.

— Может быть, Мун изволит об этом рассказать, — елейно предполагает Октазия.

Смотрю на Фероуза, он одобрительно кивает. В сердце загорается надежда: это мой шанс избавиться от Вездерука или хотя бы немного его усмирить!

— Везде… — я запинаюсь, вспоминая, что надо звать его по имени. — Ильфусс меня домогался, мне пришлось защищаться. Господин Фероуз меня спас.

Он щёлкает пальцами:

— Вот именно. Октазия, мне крайне неприятно знать, что подданные империи в твоём доме не в безопасности.

— Но она всего лишь… — Октазия закусывает губу (Фероуз смотрит на неё ледяным взглядом) и склоняется в глубоком поклоне. — Я прослежу, чтобы этого ужасного человека изгнали из моего благородного дома. Благодарю вас за то, что открыли мне глаза на творящиеся здесь беспорядки.

Я сглатываю: ей жаловались на Вездерука, но она никогда его не наказывала. Её обещание — правда или вежливая ложь?

— Спокойной тебе работы, — едва улыбается мне Фероуз и взмахом руки отправляет прочь.