Он жил ради таких моментов.
Ее хрипы и крики боли и страха были самыми сладкими звуками, которые он мог себе представить. Только они могли заставить замолчать музыку в его ушах, которую он слышал от момента, когда просыпался, до тех пор, пока не засыпал и в блаженном забвении снова. Один концерт для фортепиано тридцать лет назад, и до сих пор он не мог заглушить его. Дыхание Джульетты участилось. Она сделала последнюю отважную попытку побега, но Кингсли просто зажал ей руки за спиной и держал ее неподвижно. Он снова толкнулся, толкнулся мощно, и с содроганием кончил в нее, в то время как ее внутренние мышцы сжались вокруг него в оргазме, с которым она боролась прежде чем, наконец, сдаться ему.
Он задержался в ней и просто наслаждался блаженством момента, его бессодержательностью. Его народ так правильно назвал оргазм le petite morte, маленькая смерть. Он умирал в то время, пока был внутри нее, и высоко ценил такую смерть, ту свободу, те несколько секунд, когда он был освобожден от чар единственного человека в Преисподней, который носил ошейник, но не принадлежал никому.
В его размышления прорвался смех Джульетты. Он не смог сдержаться, поэтому присоединился к ней в ее посткоитальном веселье. Освободив ее руки, Кинг выскользнул из нее и откинулся на кровати, пока она расправляла одежду, прежде чем обессиленно упасть к нему на грудь.
- Ты напугал меня, monsieur. Я думала ты еще с le père.
- Я и хотел тебя напугать. И нет, он молится, je pense.
- Молится за что? - Джульетта обратила взгляд к Кингсли, и он погладил ее по щеке.
Его прекрасная Джульетта, его Джулс, его драгоценность. Он дорожил ею больше всех остальных. Только одного человека он любил сильнее. Но того, кого он любил сильнее, он и ненавидел с той же страстью. Он желал, чтобы математическим законам подчинялась математика его сердца, тогда это значило бы, что вместо его равных любви и ненависти он не чувствовал бы ничего.
- За его потерявшуюся зверушку. Она вернется к нему когда-нибудь. Я уверен.
Джульетта вздохнула и расслабилась.
- Но она не потерялась. - Джульетта поцеловала его грудь. - Она просто сорвалась с поводка.
Кингсли рассмеялся.
- Все гораздо хуже, mon amour. Его зверушка сбежала, и на этот раз у нее нет с собой ошейника.
Юг
До тех пор, пока родители Уесли ничего не будут знать о ней, все будет хорошо. Само собой они ничего о ней не слышали. С чего бы это им быть знакомыми с творчеством писательницы БДСМ эротики из Нью-Йорка? Ее книги хотя бы продаются в Кентукки? Нелепая мысль. Естественно они не слышали о ней. И все должно быть чертовски хорошо.
Нора вздохнула, когда они пересекли линию Мейсона-Диксона* возле города Хейгерстауна в штате Мэриленд, оказавшись на Юге. Ее желудок сжался несколькими часами позже, как только они пересекли государственную границу Кентукки. Что, ради всего святого, она делает в Кентукки?
После того, как она отделалась от шока, снова увидев Уесли, то попыталась уговорить его остаться с ней в ее доме в Коннектикуте. Но он был необычайно настойчив.
- Кентукки, - сказал он. - Пожалуйста. Я жил в твоем мире. Поживи и ты в моем.
Она, наконец, уступила, будучи неспособной устоять и не желая, снова увидеть в этих больших карих глазах печаль. Но она настояла на том, чтобы они ехали в разных машинах: он - в своем Мустанге, она - в Астон Мартин, доставленном ей Гриффином. Нора никогда не бралась за какое-либо дело без предварительно продуманных путей к отступлению. Она хорошо выучила этот урок, еще будучи профессиональной Госпожой. Ее заоблачные гонорары определялись не тем, что она просто была красивее или порочнее, других профи. Она трудилась так же, как и остальные ее “коллеги по цеху”. Вместо того, чтобы работать в охраняемых, хорошо укомплектованных апартаментах, она ездила домой к своим клиентам, в их номера в отелях, куда-угодно, где они платили за ее визит. Тогда она шутила, что ее девизом было: Имеешь кнут, Готовься в путь. И ей приходилось путешествовать. Из Нью-Йорка до Нового Орлеана, от Мидтауна (центральная часть Нью-Йорка) до Ближнего Востока, она ездила куда бы не отправил ее Кингсли. И для собственной безопасности она опиралась на две вещи: ее известность как наиболее опасной Домины в мире и репутацию Кингсли, как последнего человека в Америке, которому хотели бы перейти дорогу. Ей всего лишь нужно было назвать свое или его имя и весь преступный мир ходил по струнке.
Теперь Нора молилась, чтобы там, куда она ехала, никто не слышал о ней. В особенности родители Уесли. Несомненно, будучи такими консервативными, какими их изобразил Уес, они никогда не были даже в разделе эротики в книжном магазине, и еще менее вероятно, что слышали имя Норы Сатерлин.
Но не помешало бы спросить. Она выудила телефон из сумки и набрала Уесли.
- Да, мы уже почти приехали, - ответил он, прежде чем она даже поздоровалась. Каждый час она названивала ему с одним и тем же вопросом «мы уже приехали?».
- На этот раз я звоню не по этому.
- Уверена?
- Неа. Ты никогда не говорил мне, что твои родители думают о моем визите в гости.
Нора включила поворотник, когда они повернули на съезд с 81.
