Принц Николас - [82]

Я не единственная, кто заплатил за это. Несмотря на то, как все это закончилось, я знаю Николаса и каждый дюйм его души. Я знаю, что его чувства ко мне были настоящими – каждое прикосновение, каждая улыбка.

Я представляла, как он будет сожалеть, когда узнает, что я не предавала его. И верю, что если бы он мог что-то изменить, то изменил бы. Уверена, что он хочет этого так сильно, как не хотел ничего в своей жизни.

Но мы не можем изменить того, кем являемся – ни королева, ни принц, ни девушка из Нью-Йорка.

Как он сказал мне однажды… королевская власть – это навсегда.

Оператор фокусирует камеру на пустом подиуме, где королевский герб выгравирован на блестящем дереве. Я не узнаю богато украшенный задний фон: два окна с тяжелой цветочной драпировкой, между которыми висит портрет родителей Николаса. Это не «Гатри-Хаус», скорее всего, это одна из комнат дворца или еще одной недвижимости, о которой он мне рассказывал, но не имел возможности показать.

За камерой слышится болтовня, вспышки фотокамер, а затем Николас поднимается по подиуму. Воздух покидает мои легкие болезненным махом, а комок в горле мешает сделать вдох.

Боже, какой же он красивый.

Но выглядит Николас ужасно.

Синий костюм прекрасно на нем сидит… эти широкие плечи, сильные руки, горячая, великолепная грудь. Но щеки впали, а под глазами круги.

Он выглядит… грустным.

И это опустошает меня. Потому что, несмотря на то, как это все закончилось, он заслуживает быть счастливым. Я очень сильно этого для него хочу.

Генри садится в кресло справа от Николаса, опустив голову на руку, опираясь локтем на стол. Он тоже выглядит уставшим. Там и Саймон на одном из стульев, и я вспоминаю о Франни.

Она, наверное, прозвала меня Сбежавшей Сучкой.

– Народ Весско, – начинает Николас, доставая стопку белых карточек из кармана, – мы через многое прошли вместе, вы и я. Вы отмечали день моего рождения вместе с моей семьей, – уголок его губ нервно поднимается, – говорят, что некоторые вечеринки были довольно шумные. Вы видели, как я делал первые шаги, как проходил мой первый день в школе, поездку на моем первом коне. Кстати, его звали Король.

Николас прочищает горло и опускает глаза, отчего его темные волосы спадают на лоб.

– Вы скорбели вместе с Генри и мной, когда мы потеряли родителей. Наша боль стала вашей. Вы учили нас, утешали нас, держали в своих объятиях, будто мы были вашими детьми, что действительно так. Вы видели, как я окончил университет, проходил военную службу. Я стремился сделать все, чтобы вы мной гордились. Чтобы стать мужчиной, лидером и принцем, которого вы заслуживаете.

На мгновение он смотрит на карточки в своих руках, и тяжело сглатывает.

– Мама о многом мечтала, как и все матери для своих детей. Она хотела, чтобы наша жизнь была наполнена смыслом, достижениями… и любовью. Любовь моих родителей была настоящим чудом, вы все видели это. Они были предназначены друг для друга. И вы, как и моя бабушка, Ее Величество Королева, ждали не особо терпеливо, – Николас дарит скромную улыбку, и в толпе слышится эхо хихиканья, – что я найду такую любовь.

Кажется, что его сейчас стошнит. Он сжимает челюсть, будто пытается удержать слова. Затем он смотрит в камеру и хмурит брови.

– Сегодня дни ваших ожиданий подойдут к концу. Я расскажу вам о монархии, о моем будущем с женщиной, на которой женюсь.

Я прикусываю щеку изнутри. Я не могу это сделать… Боже, с чего я взяла, что смогу это посмотреть?

– Она хотела бы быть здесь со мной сегодня, но… обстоятельства… сложились так, что это невозможно. – Он проводит рукой по своим темным волосам, потирает затылок, таращась на карточки в руках.

– Итак, я объявляю, что я… что я… – Он запинается, а я теряю возможность дышать.

Он не двигается несколько секунд, не говоря ни слова.

А после… смеется. Резкий и горький звук раздается, пока он сжимает свой нос и качает головой.

– Я – лошадиная задница.

Элли подпрыгивает со своего кресла.

– Я знала! Это же как в Джерри Магуайере! Он – Джерри Магуайер, а ты – его вторая половина!

Потом он продолжает.

– У меня появилось то, что было у моих родителей, – яростно говорит Николас, хватаясь за край трибуны. – Я держал это в своих руках. Любовь женщины, которая не родилась в королевской семье, но которая благородней, чем кто-либо, кого я знал. Знакомство с ней… многое изменило. А любовь к ней… вернула меня к жизни.

По толпе раскатывается волна шепотков, и Николас хмурится.

– Но я предал ее. Я усомнился в ее любви и честности. И мне жаль… – Он смотрит в камеру; зеленые глаза светятся, будто бы он смотрит прямо на меня. – Мне так чертовски жаль.

Через мгновение он поднимает глаза к толпе. Его голос становится резче, категоричнее с каждым словом.

– Но я больше не предам ее. Я не откажусь от мечты моей матери, я больше не буду игнорировать плач моей души. – Он качает головой. – Ни ради страны, ни ради короны.

Он делает паузу и скользит языком по своим губам.

– Сегодня я должен был назвать вам имя женщины, которая однажды станет королевой. Но я не могу этого сделать. Потому что я облажался, – хмыкает он. – По-королевски.

Затем он наклоняется вперед.