Принц Николас - [25]

– Да, это было ужасно, – тихо говорю я. Затем глубоко вдыхаю, чтобы избавиться от просочившейся в наш разговор грусти, – но… как говорится в бессмертных словах Канье Уэста: «Сейчас это меня не убьет, а сделает сильнее».

Она обворожительно смеется.

– Кто бы мог подумать, что парень вроде тебя такое слушает.

Я подмигиваю.

– Я полон сюрпризов.

* * *

Прежде чем мы приступаем к трапезе, к нашему столику подходят. Я представляю знакомым Оливию и перебрасываюсь с ними парой слов о делах. Когда они уходят, Оливия смотрит на меня опешившими глазами.

– Это был мэр.

– Да.

– И кардинал О’Брайн, архиепископ Нью-Йорка.

– Правильно.

– Это два самых могущественных человека в штате. Нет, в стране!

Мои губы растягиваются в ухмылке. Снова. В такие моменты мне нравится быть собой.

– Дворец работает с ними.

Она теребит булочку на тарелке, кромсая ее на мелкие кусочки.

– Ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Оливия, не нужно стесняться.

Я хочу видеть ее смелой, дикой и безрассудной.

Она жует кусочек хлеба, склонив голову и явно обдумывая мои слова. Меня очаровывает то, как она жует. Боже, как странно такое замечать.

Когда она глотает, я нахожу эротичным движение ее бледной гладкой кожи.

– Почему ты не поцеловал его кольцо? – интересуется она.

Я делаю глоток вина.

– Я его превосхожу.

Она ухмыляется.

– Ты выше архиепископа? А Папы Римского? С ним тоже встречался?

– Нет, не с нынешним, лет в восемь в Весско познакомился с другим архиепископом. Он показался мне порядочным человеком… и от него пахло ирисками, потому что с собой он носил конфеты. Он угостил меня одной после того, как благословил.

– А его кольцо целовал?

Теперь, когда она расслабилась, ей легко меня расспрашивать.

– Нет.

– Почему нет?

Я наклоняюсь к ней поближе, опираясь локтями на стол. Бабушка хлопнулась бы в обморок от шока, но невозможно следовать этикету, когда тебя окутывает сладкий запах Оливии. Сегодня от нее пахнет розами с небольшой ноткой жасмина, как в саду весенним днем. Я глубоко вдыхаю, пытаясь не спалиться. Это не так-то просто, учитывая, что я хочу уткнуться носом в ее грудь, прежде чем скользнуть вниз, задрать ее платье и зарыться лицом между этих гладких, нежных бедер. В таком положении я смог бы остаться на всю гребаную ночь.

Ну вот, мой член напрягся в штанах, чувствуя себя узником в клетке.

Что там она спрашивала?

Я делаю еще один глоток и опускаю ладонь на ширинку, чтобы поправить штаны и хоть как-то облегчить неудобство. Без толку.

– Прости, Оливия, о чем мы говорили?

– Почему ты не поцеловал кольцо Папы?

У меня стояк, а мы говорим о Святом Престоле.

Получить билет в ад? Сделано.

– Церковь говорит, что Папа есть посланник Божий. Он ближе к Богу, чем любой человек на Земле. Но короли… в истории значится, что они происходят от Бога, следовательно, я могу поцеловать кольцо только моей бабушки, потому что только она превосходит меня.

Оливия изучает меня, игриво вскинув темную бровь.

– Ты сам-то в это веришь?

– Что я произошел от Всемогущего? – Я дьявольски ухмыляюсь. – Как-то мне сказали, что мой член – творение божье. Тебе стоит это проверить. Во благо религии, понимаешь?

– Умник, – смеется она.

– Шучу. Если быть откровенным, то нет, я в это не верю. – Оливия наблюдает, как я потираю пальцами нижнюю губу и честно отвечаю: – Как по мне, то всю эту историю с королями придумали мужчины, чтобы оправдать свою власть.

Мгновение Оливия над чем-то размышляет, а потом говорит:

– Я видела фотографию твоей бабушки в интернете. Она выглядит миленькой маленькой старушкой.

– Она скорее гром-баба с камнем вместо сердца, – откровенничаю я.

Оливия захлебывается вином.

Промокнув губы салфеткой, она смотрит на меня так, будто раскусила.

– Таким образом… ты даешь понять… что любишь ее. – Затем добавляет, когда я сардонически на нее поглядываю: – Я думаю, что, когда речь заходит о семье, мы оскорбляем только тех, кого по-настоящему любим.

– Согласен, – шепчу я, наклонившись к ней. – Но это должно остаться между нами, иначе Ее Величество не даст мне об этом забыть.

Она сжимает мою руку.

– Я сохраню твой секрет.

Приносят основное блюдо – лосося под аппетитным соусом ярко-оранжевого и зеленого цветов с вычурными завитушками и замысловатым сооружением из фиолетовой капусты и лимонной цедры.

– Как красиво! – выдыхает Оливия. – Такую красоту жалко есть.

Я ухмыляюсь.

– Люблю пробовать что-то красивое.

Держу пари, ее киска восхитительна.

На протяжении ужина беседа протекает так же легко, как и дегустация вина. Мы говорили обо всем и ни о чем конкретно: моей учебе в университете, моих обязанностях, когда я не на публике, закулисных деталях бизнеса и ее жизни в городе.

– Каждую неделю моя мама давала мне три доллара мелочью, – рассказывает Оливия, витая в воспоминаниях. – Она так делала, потому что, проходя мимо бездомных, я всегда давала им деньги. Я пыталась помочь всем вокруг. Тогда я не знала, что двадцать пять центов – это катастрофически мало, но делала это от чистого сердца. А если с бездомным рядом был питомец, печальная кошка или собака, то я хотела помочь им больше, поэтому давала два или три четвертака. Уже тогда я понимала, что люди могут быть отвратительными, в отличие от животных.