Принц и пилигрим - [12]

Город и впрямь был набит до пределов — и пределы эти бурно разрастались с каждым годом. Повсюду вокруг Харама теснились постоялые дворы, странноприимные дома и монастыри, где паломники размещались с большим или меньшим удобством либо аскетизмом.

Алисе с отцом повезло больше других: в первый свой приезд в Иерусалим Ансерус с женой остановились у друзей, римлян по происхождению, что встарь водили знакомство с ее родней. Когда веком раньше великий Рим пал под мечами готов, многие римляне вынуждены были бежать вместе с семьями, а кое-кто из них осел в Иерусалиме. Большинство купили или отстроили дома среди поросших лесом холмов на окраинах города и процветали. В одной из таких вилл у подножия Масличной горы и гостили Алиса с отцом.

Лентул, хозяин дома, был банкиром и человеком деловым. По слухам, сделки с земельной собственностью приносили ему баснословный доход: он скупал заваленные булыжником пустоши и расчищал их под застройку.

А еще поговаривали, будто он занимается еще и скупкой священных реликвий — не для того, конечно, чтобы завлекать в город верующих, но чтобы порадовать сердца их, раз уж паломники уже здесь. Щепы от подлинного креста, кусочки трости, на которой подавали наполненную уксусом губку, шип от тернового венца, склянка с каплей самого уксуса — эти чудесные святыни возможно было приобрести и по сей день за немалую цену. Алиса созерцала показанные ей сокровища с простодушным благоговением, но даже в пятилетнем возрасте подивилась тому, сколь неиссякаем запас выставленных на продажу гвоздей и шипов. Наверное, тут без чуда не обошлось? В ответ на расспросы девочки отец ее не без смущения отговорился рассуждениями о вере и символах; Алиса не поняла ни слова и тут же выбросила объяснения из головы.

В предостережениях — а отец строго предупредил дочку никого более о таких делах не расспрашивать — нужды не было: ну с кем могла Алиса потолковать по душам?

Двое сыновей Лентула уже выросли и обзавелись женами; впрочем, их дома и не случилось: один уехал по делам в Акру, другой вернулся в Массилию. Супруга Лентула Матильда, страдающая артритом, не покидала своих покоев, поручив ведение хозяйства престарелой чете иудеев, а те по большей части держались особняком.

Общества сверстников Алиса не знала. А поскольку весь день девочки занимали посещения святых мест и неизбежная череда служб и молитв, а сразу после ужина ее отправляли спать, Ансерус и помыслить не мог, будто дочери его требуется что-то еще, чтобы заполнить время или мысли (впрочем, последнее ему и в голову не приходило: ведь Алиса была девочкой). Когда он задумывался-таки о дочери — а герцог был нежным и любящим отцом, — он полагал, что малютка наилучшим образом готовится к той жизни, что ей предстоит прожить. Ибо для девочки вроде Алисы судьбой назначено одно из двух: либо она выйдет замуж за подходящего человека по отцовскому выбору и родит ему детей, либо пострижется в монахини и затворится в обители целомудренной и непорочной невестой Христовой.

Несмотря на все свое благочестие, в отношении собственной дочери герцог склонялся к первому. Его прелестному поместьицу в Регеде с замком из розового камня — Arx Rosea на старинных картах, — возведенному на глубокой излучине реки Эден, в один прекрасный день понадобится новый хозяин и наследник и, уж конечно, внучка-другая тоже ко двору придутся, еще как придутся, по чести-то говоря. Так что порою в церкви, видя подле себя это юное, похожее на цветок личико, в восторге обращенное вверх, к Богу, герцог Ансерус гадал про себя: что, если, удерживая дочь при себе на протяжении всего ритуала паломничества, он толкает ее — бездумно и до срока — прямиком в объятия Церкви?

Однако беспокоиться ему было не о чем. В случае ребенка менее смышленого и воображением не одаренного, опасения его, возможно, и сбылись бы. Но Алиса, безоговорочно соглашаясь со всем услышанным, тем не менее обрела веру, что являла себя на простейшем и вместе с тем на самом глубоком уровне. Она с легкостью воспринимала святых апостолов, и святых, и самого Господа Иисуса как реальных людей, которые встарь ходили вот тут же и творили небывалое — будь то магия или чудеса, какая, в сущности, разница? — а в один прекрасный день, глядишь, и объявятся снова. Конечно, Христа распяли, однако для паломников главным и важнейшим событием было Воскресение, счастливый финал, как в самых любимых Алисиных историях.

А тем временем иерусалимская жизнь окружала девочку со всех сторон, будоражила, волновала и занимала.

Столько всего вокруг происходит, столько всего можно посмотреть: заботливо орошаемые сады (а дома-то — подумать только! — дождик льет!), башни, где свили гнезда аисты и целыми днями носятся и щебечут ласточки; ящерки и крохотные скорпиончики; яркие птички («Пять штук за два фартинга?»), малыши-верблюжата, что трусят за мамой-верблюдицей по узким базарным рядам, заваленные товарами прилавки, ряды медников, ковроделов, торговцев льняным товаром; играющие в грязи ребятишки, разодетые всадники на великолепных скакунах…

А как же Иисус, ведь Он тоже любил Иерусалим? В один прекрасный день и Он тоже вернется сюда, пройдет по этим улицам, полюбуется на новые постройки, потолкует с людьми, задержится поговорить с детьми… Алиса от души надеялась, что произойдет это, пока она с отцом здесь, в городе. Возможность еще представится, и не раз; ведь герцог дал обет ради спасения души совершать паломничество примерно раз в три года…