Принц Черного моря - [7]

– Здрасте!

– Как вода? – слышалось в ответ.

– Теплая, как парное молоко, только соленая очень, – лицо моего приятеля было простодушно и невинно как у младенца.

Кое-кто, посмеиваясь, переспрашивал:

– А какой она должна быть?

– Как, а вы разве не знаете?

– Что не знаю?

– Какой вода должна быть!

– Знаю!

– А зачем тогда спрашиваете?

Одни улыбнувшись, шли дальше, другие начинали уточнять:

– Я про температуру спрашивал.

Данила останавливался посреди дороги и заводил долгий разговор:

– Про температуру не скажу, а вот вибрионы плавают.

– Какие вибрионы?

– Да те самые, как их…которые тово…эпидемстанция… – со стороны Данила смотрелся как испуганный деревенский дурачок, забывший мудреное название.

– Холерные, что ли? – подсказывал собеседник, вспоминая то страшное, что навек осело в закоулках памяти.

– А вы откуда знаете? – удивленно переспрашивал мой приятель.

– Да ты же сам сказал.

– Я?

– Ну, не я же!

Данила серьезнел лицом и внимательно смотрел на собеседника.

– Я вам только «здрасте» сказал. А вам что, плохо?

– С чего ты взял?

– Вы про температуру спрашивали.

– Ну и что?

– И бледность на лице…, – у Данилы в глазах было столько участия и заботы, что собеседник терялся, и не знал, водят ли его искусно за нос или перед ним стоит неотесанная деревенщина, впервые попавшая на курорт. Простоватый вид моего приятеля склонял собеседника ко второму варианту.

– Я просто так спросил!

– Про что, просто так? – Данила, не снимая маски соболезнования, готов был бесконечно задавать пустые вопросы.

Прокляв себя сто раз за излишнюю болтливость, остановившийся отдыхающий начинал злиться.

– Про воду! Про воду просто так спросил. Поймите, молодой человек, это обычный знак вежливости. Я вас хорошо знаю в лицо, вы через один номер живете, поэтому просто так спросил про температуру воды, вроде поздоровался, понимаете?

– Понимаю, – соглашался Данила, – а я и не знал, что здесь вместо «здрасте» надо говорить, «как вода»? Спасибо, что подсказали. И про холерные вибрионы, спасибо, что подсказали.

На слове холерные он сделал ударение, потому, что как раз в это время с нами поравнялась пожилая супружеская пара. Ее как током обожгло. Пара непроизвольно остановилась, дожидаясь продолжения разговора. А Данила испуганно смотрел на собеседника.

– А купаться можно? – спросил он незадачливого воспитателя. Пара тоже ждала ответа. В глазах моего приятеля скакнули бесенята, но лицо осталось серьезным и встревоженным. Остановившийся поговорить постоялец отеля, кажется, начал понимать, что мы валяем дурака. Ему теперь было бы несолидно резко перейти от серьезных нравоучений, которыми он только что нас пичкал, к обычной выволочке, поэтому он резко прекращал пустой разговор, и молча зашагал по дороге ведущей к пляжу. Рядом с ним семенила встревоженная чета. До меня доносились их удаляющиеся голоса.

– Что, нашли на берегу холерные вибрионы?

– Понаедут дебилы! – рокотал басом наш недавний собеседник, – они здесь, что хочешь найдут. А вроде приличный с виду, уважительно так разговаривает, болтун…

Продолжения характеристики мы уже не слышали. Данила всматривался в очередную жертву. Это был его излюбленный трюк, когда он деревенской бестолковостью и простодушно-почтительным видом доводил собеседника до белого каления. Что самое интересное, почти все клевали на его открытое лицо, и лишь по прошествии времени начинали соображать, что мой приятель не такой уж и дурак, каким представляется. Злость быстро проходила, а оставалось лишь повышенное внимание к его персоне. Через день после заезда Данилу знала каждая собака. С нами и так сейчас заговаривал почти каждый встречный или молча раскланивался. Данила, как кинозвезда, сам себе создал популярность.

Мы подходили к отелю. Кирпичное трехэтажное здание после небольшого косметического ремонта носило гордое название «Принцесса Черноморья». Мы встретили Анну Николаевну в холле отеля, она просматривала газеты.

Данила гордо выпятил грудь.

– Мы с Максом Анна Николаевна, с двумя дельфинами подружились. Вот, наверно после обеда объезжать их будем. Только надо их чем-нибудь поощрить за это, сами понимаете, за так никто стараться не будет, даже среди дельфинов, дураков нет.

– Это точно, – рассмеялась Анна Николаевна, – меркантильный интерес превыше всего.

– И я о том же говорю, – Данила толкнул меня в бок. – Желудок – двигатель прогресса. Пошли, Макс, на помойке полазим, может быть, что-нибудь найдем.

– Дельфины рыбу любят, – подсказала нам Анна Николаевна, – вы бы удочки взяли.

Но Данила уже тянул меня к мусорным бакам, стоящим в ряд неподалеку от столовой.

– Смотри бутылку из-под пепси-колы.

Чего ее было смотреть, этого добра нынче валяется где угодно и в бак лезть не надо. Прямо в кустах мы увидели искомый предмет.

– Во, двухлитровая, подойдет? – спросил я Данилу.

– То, что надо, – обрадовался он, ныряя в кусты.

– Сколько сгущенки будем брать? – спросил я его.

– Как сколько, одиннадцать банок, в каждой по двести грамм.

С арифметикой у него видно было что-то не в порядке. Я его переспросил:

– Одна-то, лишняя останется.

– Не останется, – Данила сразил меня неотразимым аргументом, – должен же я дельфинам показать, как это вкусно.