Примирение - [13]

Может быть, это был тактичный способ намекнуть ей, что она не обладает блеском своей бабушки, но Оливия и так это знала. И все же ей было приятно, что Эндрю заметил сходство, это помогало ей чувствовать себя чуть-чуть ближе к бабушке.

— Хотите рассказать мне обо всем? — Эндрю обогнал серый «мерседес», увеличил скорость. — Внучки кинолегенд обычно не сваливаются с неба. И я точно ничего о вас раньше не слышал.

— Это сложно.

Раскрыв тайну, Оливия чувствовала бы себя незащищенной. Она редко кому говорила о своем родстве с Вероникой Голд, так как вопрос о том, кто же она такая и где ее корни, постоянно причинял ей боль. И тем не менее она инстинктивно чувствовала, что может довериться Эндрю.

— Тогда нам лучше перекусить вместе, чтобы вам хватило времени обо всем рассказать мне. — Он свернул с шоссе на бульвар Сансет.

Так как она читала про Голливуд, Оливия немедленно узнала фасад отеля «Беверли-Хиллз».

Эндрю свернул на круговую дорожку и остановился за вереницей машин. Они подъехали к служителю, и Оливии помогли выйти из машины. Эндрю вскочил с другой стороны, поймал ее за руку и провел в холл.

Хорошо одетые пары чередовались с мужчинами и женщинами в теннисных шортах и накидках поверх купальников, все они проходили мимо стойки портье. Несмотря на высокие потолки и толстые ковры, вестибюль казался уютным.

Они направились по короткому коридору и оказались в зале, где перед ними сразу возник метрдотель и помог найти им столик во внутреннем дворике — патио.

Так вот куда знаменитости ходят на ленч, подумала Оливия, неспешно идя мимо цветущих висячих растений, гармонирующих с такими же цветочными обоями. Хотя она и попыталась незаметно всмотреться в ресторанные альковы, она никого не узнала.

— Большие звезды не часто появляются на публике днем. — Казалось, Эндрю читает ее мысли. — Но здесь много важных людей — продюсеры, сценаристы, режиссеры. О них не так много пишут в газетах, поэтому для туристов они почти анонимны, но постоянные посетители знают, кто есть кто.

— Мир в себе. — Оливия опустилась на придержанный метрдотелем стул. — Я читала популярные журналы, особенно истории о моей бабушке, но они далеко не все рассказывают. — Она прикусила губу. — Должно быть, то, что я говорю, звучит ужасно наивно.

— Освежающе, — усмехнулся Эндрю. — Кстати, морской салат восхитителен.

Оливия заказала его, скорее всего потому, что ей больше хотелось смотреть на Эндрю, чем изучать меню.

Несмотря на его рассеянный вид, она заметила, что он внимательно осматривает окружающих. Глаза его, казалось, сами отмечали тех, кого он узнавал, и он слегка кивал сам себе. Она пыталась понять, о чем он думает. Он ведь всегда догадывался, о чем думает она, было бы только справедливо, если бы она сумела отплатить ему тем же. Может быть, он примечает, кто с кем сидит за столиком, и пытается понять, какие заключаются сделки, решила она. Судя по скользящей по его лицу полуулыбке, Эндрю явно наслаждался, «читая» других обедающих.

— Как в журнале, правда? — сказала она.

— Что? — Он взглянул на нее.

— Этот ресторан. С той минуты, как мы вошли сюда, вы изучаете его «содержание». А теперь пытаетесь вникнуть в смысл отдельных «статей». Разве не так?

Эндрю склонился через стол и накрутил на палец растрепавшуюся прядку ее волос.

— А они наблюдают за нами. Пытаются в свою очередь вычислить, кто вы — моя последняя любовница, или кто-то, кого я пытаюсь продвинуть, или и то и другое.

Его прикосновение наполнило Оливию восхитительной слабостью. Но его слова слегка расстроили ее. «Последняя»? Конечно, такой привлекательный мужчина, как Эндрю…

— Не люблю, когда люди меня замечают, — сказала она. — Предпочитаю сама их изучать.

— А я-то думал, вы все это оставили там, в Сент-Питерсберге, — поддразнил он. — Разве вы приехали сюда не затем, чтобы избавиться от предрассудков?

— Не совсем.

Официант принес бокалы белого вина.

— Ну а теперь расскажите мне про вашу бабушку. Помню, я слышал, что у нее была дочь. — Эндрю поднял свой бокал, и рука его снова коснулась руки Оливии.

— Ну… — Она решила начать по порядку. — У моей матери был роман с женатым человеком, и она забеременела, когда ей было девятнадцать лет.

— А ваша бабушка вышвырнула ее вон? — Эндрю придвинулся к ней поближе, облокотясь на стол. — Звучит весьма… по-викториански, не так ли?

— У них произошла жуткая ссора, — объяснила Оливия. — Мама не часто об этом говорила, но один раз она рассказала мне все, незадолго перед тем, как умерла. Мама была сильно пьяна, к тому времени это не было редкостью. И знаете что? Она плакала. Прошло целых двенадцать лет, а она все еще плакала, вспоминая, что ее мать тогда наговорила ей.

Как будто видение возникло перед Оливией в озаренном солнцем патио. Она видела перед собой мать, сидевшую против нее за поцарапанным кухонным столом с вечным стаканом шотландского виски и с полной окурков пепельницей. Когда-то, судя по старым фотографиям, Эйлин Голд была прелестна. Однако к тридцати одному году лицо ее уже усеивали морщины. Оливия была очень похожа на мать той поры, когда она блистала красотой.

— Она сказала мне, что страдала не только от ссоры с матерью, — вспоминала Оливия. — Было… ну, было нелегко расти дочерью кинозвезды. Ее часто оставляли с нянями. Потом был развод. Полагаю, вы слышали, как гадко все прошло? Мой дед сбежал во Францию со своей любовницей и никогда больше не звонил маме. Может быть, он боялся столкновения с бабушкой, говорила мама.