Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина - [38]

Неопределённость беспокоила поэта, и, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, он проводил время с друзьями. Как-то раз, заехав к Нащокину, Александр Сергеевич встретил там свою старую знакомую цыганку Татьяну Демьяновну. Обрадовавшись, он поцеловал ее и сказал:

– Может, слышала, Таня, я жениться собираюсь.

– Как не слышать, Александр Сергеевич! Дай вам бог счастья.

– Ну, так спой мне что-нибудь.

Взяла Таня гитару в руки и стала струны перебирать, а у самой на сердце тоска: друг в деревню уехал, а когда вернется – бог весть. И запела она:

Ах, матушка, что в поле так пыльно?

Государыня, что так пыльно?

Кони разыгрались. А чьи-то кони? Чьи-то кони?

Кони Александра Сергеевича…

И такая грусть была в её голосе, что у всех присутствующих сердце заныло, а Пушкин схватился за голову и зарыдал.

– Что с тобой? – испугался Нащокин, подбегая к нему.

– Ах, эта песня, она мне всю душу перевернула, – сквозь слезы ответил поэт, – она мне не радость, а большую потерю предвещает.

Наталья Гончарова

Под влиянием встречи с цыганкой он написал старинному знакомому: "Всё, что ты мог бы мне сказать в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого… В 30 лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью". Венчаться Пушкин хотел в лучшей церкви Москвы, но митрополит Филарет настоял, чтобы богохульнику, имевшему наглость посадить на кресты галок, доступ туда был закрыт. Обряд проходил в церквушке Малого Вознесения, однако Александра Сергеевича это вполне устраивало. Счастью его не было границ, глаза его светились. Он чувствовал необычайный подъем и хотел, чтобы церемония эта, хоть и радостная, побыстрее закончилась. В возбуждении он неловко повернулся и задел за аналой. Крест, стоявший сверху, покачнулся и упал. Сердце Пушкина ёкнуло. Он стал думать, как бы не совершить другой, еще большей оплошности, а в глубине души уже шевелилось горькое предчувствие, что она неизбежна. И действительно, когда он одевал кольцо на палец невесты, рука его дрогнула, кольцо выскользнуло и упало на пол.

Александр Сергеевич страшно побледнел и шепнул Нащокину: "Всё плохие приметы". – "Ерунда", – твердо возразил Павел Воинович, крепко сжав руку друга. Он знал, что настроение поэта может меняться очень быстро и всю любовь к нему вложил в это рукопожатие. Пушкин успокоился и больше никаких неприятностей во время обряда не произошло.

А через несколько дней Александр Сергеевич писал приятелю: "Я женат и счастлив, одно желание моё, чтобы ничего в жизни не изменилось, лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, будто я переродился".

Все знакомые заметили в Пушкине эту перемену, а цыганка Таня даже не узнала поэта, когда встретила его через месяц после свадьбы. "Пошла я как-то утром к Иверской, – рассказывала она, – а оттуда в город по площади пробираюсь. Гляжу, богатейшая карета четверней едет мне навстречу. Я, было, свернула в сторону, только слышу громко кто-то мне из кареты кричит: "Радость моя, Таня, здорово!" Обернулась я, а это Пушкин, окно опустил, высунулся из него сам и оттуда мне рукой поцелуй посылает, а подле него красавица писаная – жена сидит. Голубая на ней шуба бархатная. Глядит на меня, улыбается".

Дуэль

В 1833 году, совершая поездку по местам, где гулял Е. Пугачев, Александр Сергеевич писал: "Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне её. Чёрт его побери, дорого бы я дал, чтобы его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей – гляжу, нет ямщиков: один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой… Повезли меня обратно – я заснул – просыпаюсь утром – что же? Не отъехал я и пяти верст. Гора. Лошади не везут. Около меня человек 20 мужиков. Черт знает, как Бог помог, наконец, взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого бы я дал, чтобы быть борзой собакой: уж этого зайца я бы отыскал".

Жорж Дантес

Первые годы семейной жизни прошли для поэта спокойно. Казалось, даже император желал Пушкину счастья: он принял Александра Сергеевича на службу, сделал его историографом и платил жалование из государственной казны. Но семья Пушкина росла, а жизнь в Петербурге требовала больших расходов и ему все трудней становилось сводить концы с концами, да и сама столица порядком надоела. Душа его тянулась в деревню, туда, где он мог бы жить барином, не ходить на обязательные балы в Аничков дворец, не беситься от шумного веселья и совершенной пустоты и, главное, где он мог бы всё время посвящать работе. Он и жену свою убедил в необходимости этого шага. Но царь не хотел отпускать Наталью Николаевну, которая была украшением всех придворных балов, и еще более связал поэта, предоставив ему заем в счет будущего жалования. Пушкин, пытаясь вырваться из долгов, метался, как тигр в клетке. Он стал издавать собственный журнал, надеясь, что таким образом получит желанные средства. Но публика предпочитала легкие романы Ф. Булгарина и трескучие стихи Кукольника его глубоким произведениям, требовавшим душевных сил и умственного труда. Первые номера "Современника" принесли ему одни лишь убытки.