Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина - [35]

Василий Андреевич не разделял пушкинского оптимизма. Он, правда, ходатайствовал перед царем за ссыльного поэта, но безрезультатно и, хорошо зная обстановку в Зимнем, отвечал другу: "Ты ни в чем не замешан, это правда, но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством".

А Вяземскому и вовсе было не до хлопот: у него умер трехлетний сын и князь очень тяжело переживал потерю первенца. Он проболел несколько недель и никуда не выезжал из подмосковного имения, а когда вернулся в Петербург, узнал о смерти еще одного близкого человека – Н. М. Карамзина. При таких обстоятельствах обращаться с просьбой к Николаю I у Вяземского не было ни сил, ни желания, а чтобы выразить своё участие в судьбе друга, он посоветовал Пушкину написать государю письмо "искреннее и убедительное… и обещать впредь держать язык и перо на привязи"…

Это был дельный совет. Александр Сергеевич понимал, что друзья правы и после долгих колебаний обратился к царю сам. Упор он сделал на "неизлечимую" болезнь, существование которой подтвердил знакомый медик. Приложив к посланию эту липовую справку, Пушкин отправил императору письмо:

"Всемилостивейший государь!

В 1824 г., имев несчастие заслужить гнев покойного Императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенном в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.

Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшей моею просьбою.

Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требует постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие края.

Всемилостивейший государь,

Вашего Императорского Величества

верноподданнейший

Александр Пушкин".

Поэт отправил это письмо 11 мая и стал ждать ответа. Он ждал, когда ходил к друзьям в Тригорское; ждал, когда катался верхом; ждал, когда сидел в своем кабинете, склонившись над чистым листом бумаги. Где бы он не находился и что бы он ни делал, он ждал.

Прошло пять месяцев. Уже состоялся суд над декабристами, были названы виновные и объявлен приговор, а монаршего ответа всё не было.

Только 4 сентября в Михайловское прискакал фельдъегерь со специальным поручением: привезти Пушкина в Москву. Но для чего? Если Николай хотел вернуть его из ссылки, он мог дать распоряжение генерал-губернатору Пскова, а не гонять чиновника в такую даль. Если же собирался его наказать, то Пушкина повезли бы в кандалах, арестантом.

Арина Родионовна, увидев волнение своего воспитанника, заплакала навзрыд. Александр Сергеевич стал утешать её: "Не плачь, мама (он её мамой называл), царь куда ни пошлет, а всё хлеба даст".

Но старушка не унималась. Пушкин обнял ее, трижды поцеловал и сел в коляску.

Фельдъегерь гнал лошадей целый день. Лишь поздно вечером путешественники остановились на почтовой станции. Но спать Пушкину не хотелось: он думал, как его встретит новый император. Ведь поводов для недовольства у Николая I было более чем достаточно. Маловероятно, что царь отправит его в новую ссылку, но как знать? Во время следствия над декабристами иногда страдали даже те, кто на дружеской пирушке высказывал не очень трезвые мысли. И если Николай все-таки сошлет его в Сибирь, тогда…

Пушкин встал и зашагал по комнате. А что тогда? Что может сделать мелкий чиновник с Российским самодержцем? Ничего!

Александр Сергеевич остановился и повторил вслух: «Ничего! А вот поэт может и слово поэта останется потомкам».

Он подошел к столу, взял перо и, пододвинув к себе чистый лист бумаги, начал писать:

Духовной жаждою томим

В пустыне мрачной я влачился, —

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился.

Слова ложились почти без помарок. Затруднение вызвала лишь концовка, но после многочисленных исправлений он написал и её:

Восстань, восстань пророк России,

В позорны ризы облекись,

Иди и с вервием на вые

К убийце гнусному явись.

Если встреча с самодержцем окончится неблагоприятно, он отдаст это стихотворение в руки Николая I. Приняв решение, Пушкин успокоился, а когда стихотворение было закончено, Александр Сергеевич переписал его начисто, заменив слова "убийце гнусному" первыми буквами – "У. Г." Положив этот опасный листок в карман, Пушкин невесело усмехнулся: как бы ни сложилось его будущее, свою судьбу он предсказал правильно. Несколько месяцев назад он писал друзьям в стихотворении "19 октября”:

Предчувствую отрадное свиданье,

Запомните ж поэта предсказанье:

Промчится год, и с вами снова я,

Исполнится завет моих мечтаний;

Промчится год, и я явлюся к вам!

Предсказание это наверняка сбудется. Простит его царь, значит, в столице он увидит тех, кто остался после грозной бури, не простит – значит, в Сибири встретится с теми, кто пострадал. И там, и здесь он будет среди своих, но лучше здесь, чем там.