Прикосновение - [55]

Об этом Джуд не подумала и на мгновение опешила, но только на мгновение. Ее тревога была слишком велика, а страх совершенно непреодолим, Джуд не могла остановиться и с яростью набросилась на Макензи:

— Причина не имеет значения. Дело в том, что Сэмми не способен постичь такое понятие, как насилие. Он видит в вас героя, способного появиться и отпугнуть негодяев. Вы дадите ему пистолет, и он будет думать, что может сделать то же самое. Только он не понимает, что они боялись вас из-за вашей репутации. Они заставят Сэмми выстрелить или убьют его. Он не оценивает последствий и не осознает, что если он прицелится и выстрелит, то может кого-нибудь ранить или убить. Неужели вы не понимаете, что делаете? Вы заставляете его отправиться в мир, порядков которого он не знает.

И тогда Долтон понял, понял все. Не он сам и не темные стороны его профессии так рассердили Джуд, она думала только о вреде, который может быть причинен ее брату, она только защищала, а не обвиняла. И что-то в глубине его души отозвалось на такую преданность.

— Сэмми — это все, что у меня есть, — закончила Джуд сердясь на себя за то, что ее голос слегка дрожал от переживаний. Она была потрясена, увидев Долтона у себя во дворе но еще большим ударом для нее было увидеть Сэмми с оружием с руке. Разве можно было ожидать, что она будет разумно мыслить? Разве могла она промолчать и не объяснить, чем вызвана ее паника? — Я не позволю вам снова принести в мой дом эту боль, — хрипло подытожила она.

Долтон не уклонился от пристального сверлящего взгляда Джуд, а лишь в полной растерянности смотрел на нее. Придя в ярость, Джуд Эймос просто преобразилась, С раскрасневшимися щеками, с глазами, потемневшими, как грозовые тучи, и волосами, шелковым водопадом ниспадавшими ей на плечи, она была невероятно волнующей. Как летний гром, она гремела от возмущения и наводила страх, разбрасывая вокруг себя электрические искры и электризуя воздух вокруг. Устоять против такого магнетического притяжения было совершенно невозможно, так что Долтон не стал и пытаться.

Обняв Джуд рукой за талию, он притянул ее и крепко прижал к себе. Она успела только коротко удивленно вскрикнуть, а затем, когда Долтон поцеловал ее, все связные мысли разлетелись. Дрожь пробежала по ней с головы до пят и обратно, добираясь до самых укромных мест, до мест, которые кричали, требуя его внимания. Кровь пульсировала у нее в груди, прижатой к его куртке, и Джуд, ощущая все его медные пуговицы, глупо подумала, не оставят ли они отметины у нее на теле, подобно тому как — она это чувствовала — его пальцы, нежно погружавшиеся ей в волосы, оставляют на ее сердце глубокие борозды.

— Я показал ему пистолет не для того, чтобы рассердить вас, — говорил Долтон, и Джуд чувствовала, как его губы шевелятся, произнося слова у самого ее рта, и изумлялась, что акт речи может быть таким же волнующим, как вкус поцелуя. — Я подумал, что вы здесь одна, а подобные люди рыщут повсюду. Сэмми попросил меня показать ему пистолет, и, я полагаю, дальше этого дело не зашло бы.

Безусловно, в этом был определенный смысл. Макензи проявил заботу о них единственным способом, который был ему известен. Джуд высказывала свои возражения словами — он знал, как положить конец угрозам с помощью ствола сорок пятого калибра. И постепенно из всех этих рассуждений на поверхность всплыла одна мысль — Долтон заботился о них.

Он приехал навестить их, потому что беспокоился. Он познакомил Сэмми с оружием, чтобы обеспечить им безопасность, несмотря на то, что самая большая угроза исходила от людей, вместе с которыми он работал. И точно так же самая большая угроза для Джуд исходила из ее слабости к Долтону. Джуд почувствовала, как остатки здравого смысла постепенно возвращаются к ней, давая время с неохотой принять все, что пришло. Заботился о них Долтон или нет, но быстро приближалось время, когда то, что он делал для заработка, вступит в конфликт с человеком, которым, как она поняла, он был на самом деле, и ее глупо раскрывшееся сердце и простодушная доверчивость ее брата окажутся как раз посередине. Как Джуд могла быть столь наивной, чтобы думать, что ни то ни другое не пострадает? Нагнув голову, Джуд спрятала ее под подбородком Долтона, все еще чувствуя, как он касается поцелуями ее волос, и в горько-сладостном удовольствии прикрыла глаза, потому что те желания, которые он пробуждал в ней, были неосуществимы и вели к безрассудству.

— Думаю, я должна извиниться за то, что накричала на вас, — пробормотала Джуд.

— Нет, не должны. — Он руками и губами поглаживал ее по волосам. — Это только я один виноват.

— Чтобы нам не пришлось еще больше сожалеть, вам вероятно, лучше уйти. — К удивлению их обоих, Джуд освободилась от того, чего хотела больше всего: от его объятий его прикосновений, его нежной заботы, и когда Долтон не пошевелился, чтобы уйти, она, которая взяла в привычку никогда ни от чего не убегать, убежала от него, пока еще могла собрать силу воли.

Пока Джуд торопливо шла к дому, Долтон оставался стоять во дворе, не получив приглашения остаться, но и не желая уезжать. Растущее влечение к Джуд заставляло его бороться с собой, ему становилось все труднее и труднее предъявлять какие-либо настоящие претензии к ее внешности. Она была порядочной, достойной уважения женщиной, сильной духом, с твердыми убеждениями. В ней не было ни следа искусственности, и, возможно, именно это не могло оставить его в стороне — чистота этой честной женщины. В эти качества у женщины он никогда не поверил бы, если бы сам не был тому свидетелем.