Прикосновение - [47]

От унижения и стыда Джуд захотелось повернуться и убежать, но она взяла себя в руки и гордо вскинула голову, хотя внутри со страхом представляла себе, как выглядит рядом с богатыми Джемисонами и как на все это смотрят остальные. Джемисонам ее подарок казался простыми тряпками, явно предназначенными для других целей, они не понимали, что серебряный сервиз является беспричинным оскорблением всех простых и бедных соседей. Одно только упоминание Кэтлин о том, что он всего лишь посеребренный, ясно сказало, что в их глазах это была простая безделушка. Эти люди принадлежали к другому обществу.

На фоне остальных гостей Кэтлин бросалась в глаза, как великолепный павлин среди воробьев. Она была одета в изумрудно-зеленый шелковый наряд с турнюром, отделанный черной атласной лентой, которая сзади завязывалась огромным бантом. Платье девушки, вероятно, привезенное из Парижа, было покроено так, чтобы подчеркнуть ее упругую кремовую грудь, просвечивавшую через отверстия в кружевах между высоким воротником и квадратным вырезом лифа и соответствующим образом приподнято и сжатую лучшим из существующих в каталоге корсетом. В сравнении с ней Джуд чувствовала себя неуклюжей, как пень, в своем непритязательном платье из набивного ситца, которое скромно застегивалось по переду до единенного яруса оборок на подоле. Ее тело, просто покрытое тканью, не было ни затянуто, ни сковано по моде и Джуд очень пожалела, что не отказалась от удобства ради капельки женственности в стиле.

«Стиль» было слово, как нельзя лучше подходившее для Кэтлин Джемисон. Он проявлялся в каждой детали одежды, украшавшей ее юную фигуру, Кэтлин великолепно демонстрировала его каждым заученным движением изящной руки в перчатке и дополняла сияющей белозубой улыбкой и безупречно причесанными пламенеющими локонами. Если бы хорошие манеры можно было купить, Джемисон, без сомнения, щедро оплатил бы достойное поведение дочери, но такое чувство, как стыд, он не вложил в ее характер.

— Что ж, теперь, когда вы засвидетельствовали свое почтение, вы, вероятно, уедете, — это ворчанье исходило от Тенди.

— Глупости, — к удивлению, только Лусинда нашлась что сказать, — они только что приехали. Сегодня праздничный день, и не время раздувать прежние недоразумения. Тенди, по-моему, Джуд хочет пить. Быть может, ты проводишь ее к столу с пуншем?

Бросив последний высокомерный взгляд на незваных гостей, Тенди развернул Джуд и потащил ее к столу с напитками. Первый раунд несчастий благополучно завершился, но даже при этом присутствие Патрика Джемисона оказывало на собравшихся гнетущее действие, и чем дальше, тем напряженность становилась все сильнее. В кувшин с пуншем отправилась пинта бурбона, и захмелевшие музыканты начали играть для пар, закружившихся под свисающими фонарями.

Долтон стоял в стороне от веселья, в котором для него не было ничего нового. Всю свою жизнь он провел, стоя вне круга веселящихся, сначала в силу обстоятельств, а потом по собственному выбору. Он со стороны бесстрастным взором наблюдал за праздником, не поддаваясь воздействию случайного веселья. Он был здесь не для того, чтобы принимать участие в празднике, он был здесь для того, чтобы наводить страх и, стоя уединенной темной, мрачной тенью предзнаменования судьбы, служить ненавязчивым, однако постоянно присутствующим напоминанием о грядущих неприятностях.

Так как его единственной целью на этот вечер было просто испортить всем настроение, он мог позволить себе расслабиться. Долтон заметил Кэтлин, которая была окружена группой восхищенных молодых людей. С упрямой настойчивостью ее темные глаза старались поймать его взгляд, но она не привлекла внимания Макензи, и он равнодушно посмотрел на нее, даже не заметив, как застыло ее лицо от такого пренебрежения с его стороны.

Сам того не понимая, он методически просматривал толпу и дал себе в этом отчет только в тот момент, когда увидел Джуд — именно ее он искал среди множества гостей. И при виде ее непримечательного лица он снова почувствовал то моментальное отвращение, тот приступ болезненного разочарования, который был похож на предательский удар ниже пояса. Он ожидал много большего и с грустью размышлял о несбывшемся ожидании, как ребенок, который на Рождество предвкушает получить яркие полосатые шелковые чулки, но должен довольствоваться простыми шерстяными носками. Полученные в подарок носки не вызывали восторга, они были практичны, необходимы, однако ожидались совсем не они. Итак, Долтон смотрел на этот не производящий впечатления подарок, который преподнесло ему вернувшееся зрение, и эгоистично оплакивал потерю своих иллюзий как раз тогда, когда стал привыкать к реальности.

Стоя в кругу друзей и соседей, Джуд обменивалась с ними пустыми сплетнями и непринужденно смеялась; воодушевление очень шло ей, ее щеки раскраснелись, и их розовый цвет подчеркивал удлиненные черты ее лица и живые искорки, вспыхивавшие в глазах. Но это непосредственное веселье почти покинуло Джуд в тот момент, когда она заметила, что Долтон внимательно наблюдает за ней. Хотя он быстро отвернулась, по ее застывшей фигуре Макензи мог определить, что она еще ощущает его испытующий взгляд.