Прикосновение - [25]

– А минералы в целом и есть камни.

Вмешался Чак:

– Земную кору палеонтологи подразделяют на пласты – страты, согласно тому, какие окаменелости в них содержатся. Так мы узнали, что насчет эволюции Дарвин был прав. Чем старше горные породы, тем более примитивные формы жизни в них обнаруживаются. Некоторые породы – их называют первичными гнейсами – настолько древние, что окаменелостей в них вообще нет, но эти первичные гнейсы еще никто не находил. Хотя никаких признаков жизни нет и в красном песчанике из Великобритании.

– Но мы почти в каждом каньоне видим, что никаких пластов в земле нет, – возразил Александр. – Все они перемешаны.

– Пласты земной коры постоянно сдвигаются во время землетрясений, – сообщил Билл. – С тех пор как сформировались слои скальных пород, они смещались, смешивались, вытесняли друг друга – назови это как хочешь. А еще на них влияли ветер и вода, порой они оказывались на морском дне, а потом – опять на суше. По скальным породам видно, что наш шарик и вправду древний.

Александр узнал, что Калифорния – довольно молодая территория суши, особенно ее прибрежная полоса. А еще выяснил, что здесь довольно часты землетрясения. Но сам он с ними еще ни разу не сталкивался.

– Горы на побережье еще очень молоды, сложены из песчаников и сланцев, но дальше на север они представляют собой интрузии гранита, вставшие дыбом совсем недавно, в эпоху плиоцена. В предгорьях Сьерры встречаются скальные выходы известняка, но сам горный хребет – почти чистый гранит. Именно среди гранита попадаются кварцевые жилы, а в них – чистое золото, за которым мы и охотимся, – заключил Билл.

Издавна людям известно, что некоторые из них буквально чуют золото, улавливают его запах даже под землей. Как раз таким человеком оказался Александр.

Весной 1862 года он вместе со спутниками двинулся на юг от реки Американ, погоняя караван мулов, везущих купленные в Сан-Франциско припасы, а также добычу с брошенных приисков: сломанную мельницу для руды, дробилку и на грубо сколоченной волокуше – среднего размера котел для парового двигателя, который предстояло собрать на месте. Билл и Чак рвались в самое сердце Сьерры, но благоразумный Александр отказался наотрез, понимая, что тогда до зимы им ни за что не обосноваться на новом месте. И кроме того, он остро ощущал тот же запах, что исходил от золотой пломбы в коренном зубе. Запах источала долина, которая ничем не отличалась от сотен других: гранитные валуны на склонах, кое-где прогалины среди деревьев.

– Сначала попробуем поискать здесь, – твердо заявил он. – Если ничего не найдем – поднимемся выше, но, по-моему, золото где-то совсем рядом. Видишь вон те камни, Чак? Присмотрись к ним. Там мы застолбим первый участок.

Под слоем прелых листьев и мягкой почвы у основания скального выхода обнаружилась толстая жила кварца, которая так и засияла, когда Чак счистил с нее землю и отколол первый кристалл.

– Господи боже! – ахнул он, падая на колени. – Алекс, да ты колдун! – Он вскочил и пустился в пляс. – Да-да, останемся здесь – построим избушку, кораль для лошадей, а мулы все равно долго не проживут, здесь же тьма волков. Алекс, начинай собирать двигатели.

– А потом ты научишь меня делать взрывы, – со странным равнодушием отозвался Александр.

Лето пролетело в строительной лихорадке. Пришлось заготавливать лес на топливо для двигателя, потом строить дом, затем спешно готовить машины. Гора колотой породы росла; поначалу Чак и Билл орудовали кирками, а потом начали понемногу взрывать жилу. Мелкие травмы были почти неизбежны, а Чак чудом избежал серьезной раны, когда заряд взорвался раньше времени. Билл чуть не оттяпал себе ногу топором, Александра обожгло струей пара. Рану на ноге Билл заштопал самой обычной иглой, а Чак, опираясь на грубый костыль, ухитрился добыть вонючего медвежьего сала и приготовить из него мазь от ожогов. Но работа тем не менее продолжалась, ибо никто не мог поручиться, что больше никто не забредет в укромную долину и не узнает, как повезло троим золотоискателям.

К началу слякотной зимы добыча золота шла полным ходом; горную породу перемалывали в мелкий порошок в мельнице, которую приводил в движение ревущий и пыхтящий паровой двигатель. Воды в долине хватало с избытком – больше, чем требовалось для промывания цилиндра мельницы, где чистое золото соединялось с шариками ртути. Золото скатывалось по наклонному лотку в медный таз с ртутью.

К началу весны чистая ртуть кончилась, превратилась в слоистую желтоватую массу под крышкой.

Александр только что отметил двадцатилетие; тяжелый труд закалил его, сделал сильным и жилистым; росту в нем было больше шести футов, и он понял, что больше не будет расти.

«Устал я от такой жизни, – думал он. – Последние шесть лет у меня нет крыши над головой, дома, где было бы тепло и сухо, даже на «Куиннипиаке» мне в гамак с потолка каюты капала вода сквозь доски палубы. А все потому, что доски плохо пригнали. Сейчас я ем досыта. В Глазго приходилось питаться хлебом, а здесь – опостылевшими бобами и олениной. В последний раз я ел жареное мясо с картошкой на какой-то свадьбе в Кинроссе. Билл и Чак – славные ребята и опытные геологи, но про Джорджа Вашингтона знают больше, чем про Александра Македонского. Да, такая жизнь мне надоела».